Авалон. Возвращение короля Артура
Шрифт:
Теперь в столице шагу нельзя шагнуть, чтобы не наткнуться на новообращенного монархиста. И как все неофиты, они горели рвением. Лондонские таксисты больше не говорили о погоде, они говорили о короле. Каждый пассажир метро стал экспертом по конституционной монархии. Даже алкаши с Лестер-сквер приосанились и начали защищать репутацию короля перед всеми желающими: «Толкуй о чем хочешь, приятель, а нашего Джимми не трожь!»
В обществе до небес взлетела волна доброй воли. Что тут мог сделать любой политик? Только отойти в сторону, чтобы его не смело потоком. Вот Уоринг и стоял в стороне, наблюдая, как настроения
Опять зазвонил телефон, но Уоринг сбросил вызов. Он прошел в спальню и растянулся на кровати. Закрыл глаза и попытался уснуть. Через двадцать минут он отказался от этой напрасной попытки и решил спуститься на кухню и заняться ужином. Сегодня он собирался ужинать с Найджелом, Деннисом и Мартином. Предполагалось, что они просидят всю ночь, наблюдая за результатами референдума, но сейчас Уоринг чувствовал, что не испытывает к этому событию ни малейшего интереса. А сидеть и весь вечер изображать заинтересованность — ужасная перспектива! Он уже решил приказать одному из помощников позвонить и отменить прием. Но как раз в этот момент в дверь позвонили. Уоринг открыл без малейшего энтузиазма.
— Извините, господин премьер-министр, я пришел пораньше, — сказал Найджел Сфорца, входя в комнату с пластиковым пакетом в руке. — Я звонил, но у вас телефон, наверное, выключен. — Он поднял сумку. — Я тут пива захватил. — Он залез в пакет и достал две большие банки. — Мартин скоро подойдет. Я пока поставлю в холодильник…
Сфорца уже прошел в маленькую кухню в задней части квартиры, а Уоринг все еще задумчиво смотрел ему вслед. Наконец, он тряхнул головой.
— Конечно, Найджел, входи. Будь как дома.
— Вы чем-то расстроены? — спросили из кухни.
«Идиоты! — безнадежно подумал Уоринг. Вокруг него одни идиоты, болваны и придурки. Хотя плевать на все», — подумал он и добавил себе под нос: — А уж после сегодняшней ночи и подавно.
— Заказать у повара несколько крылышек буйвола, или как они там называются?
— Все, что угодно, лишь бы ты был доволен, Найджел.
Деннис Арнольд и Мартин Хатченс явились около половины седьмого. К девяти часам они выпили пиво, которое принес Сфорца, и отправили на кухню за новым. Под пиво они съели два десятка острых куриных крылышек, большую пиццу и большую порцию фирменного салата «Цезарь» от шеф-повара, так что теперь готовы были к ночному бдению.
Поскольку все считали, что ВВС лучше всех справится с освещением результатов референдума, канал включили как раз в тот момент, когда Джонатан Трент говорил:
— Итак, сегодня побиты все рекорды голосования, это самая большая явка в истории страны. Данные экзитполов пока указывают на победу на референдуме с минимальным перевесом.
Трент сидел под бледно-фиолетовым лозунгом со словами «Королевский референдум» и логотипом в виде короны над вопросительным знаком. Повернувшись налево, он представил собеседника:
— Со мной в студии Питер Бэнкрофт, один из самых опытных аналитиков экзитполов. Попросим его объяснить состояние дел. Питер…
На экране возник мужчина средних лет с волосами, как у испуганного Альберта Эйнштейна. Он стоял возле большого экрана, изображавшего две сформированные компьютером колонки — красную и синюю — примерно одинаковой высоты.
— Спасибо, Джонатан, — сказал эксперт. — Как видно из этого графика, вечер начинается с того, что обе тенденции идут почти вровень. Синий график представляет голосование «за» то есть за отмену монархии, а красный — это голоса «против». Графики отличаются друг от друга на полпроцента — преимущество пока сохраняет график «за». Однако, — быстро заметил он, поигрывая указкой, — следует помнить, что погрешность при оценке составляет около трех процентов, так что небольшое видимое преимущество не имеет значения. Голосование может пойти по любому пути.
— Боже! — простонал Уоринг, падая на стул.
— Да врет он все, — заявил Арнольд. — Наши собственные опросы показывают восьмипроцентный отрыв.
Уоринг скептически посмотрел на председателя Специального комитета.
— Ты же недавно говорил мне про два процента.
— Так я же говорил — это тенденция, помните? Взбодритесь, — весело призвал Арнольд. — Мы выиграем этот референдум!
Следующий час значительно улучшил картину. Избирательные участки начали сообщать цифры. Области, залитые синим цветом на компьютерной карте Британии Питера Бэнкрофта, начали расширяться. К одиннадцати часам стало казаться, что большая часть Лондона так и останется синей, на юго-востоке графство Кент составляло единственную серьезную оппозицию.
К Уорингу потихоньку стала возвращаться надежда. Если Лондон так и останется за ними, можно считать это победой. Пресс-секретарь Мартин Хатченс, весь вечер не отрывавшийся от телефона, вошел в комнату со словами: «Все в порядке, господа».
— Что там? — спросил Сфорца, пытаясь вытрясти из пустой банки хоть каплю пива.
— Последние данные экзитпола. — Мартин помахал листком бумаги. — «Таймс» предрекает победу на референдуме с перевесом в восемь процентов.
— Это уже публикуют? — спросил Деннис Арнольд.
— Э-э, нет пока, — ответил Хатченс. — Придерживают данные, пока не получат еще несколько результатов. Но и так здорово. Мы сделали это!
Уоринг стиснул зубы.
— Посмотрим.
Прошел еще час. Данные на карте BBC, действительно, подтверждали прогноз «Таймс». Синий цвет расползался по карте, теперь он захватил Мидлендс. Правда, в малонаселенных районах северной Шотландии тут и там возникали красные области. Арнольд посмотрел на них и скривился:
— Да черт возьми, пусть хоть вся Шотландия проголосует «против», это не будет иметь никакого значения.
Вскоре Сфорца ушел, заявив, что удовлетворен «сохранением тенденции» и тем, что голосование пройдет пусть и с небольшим, но достаточным отрывом в их пользу. Когда Питер Бэнкрофт высказал предположение, что юго-западная ось Кардифф–Лондон вот-вот посинеет, ушел и Деннис Арнольд.
— Поздравляю, Том, — сказал он напоследок. — Завтра увидимся. Поговорим о том, как вести кампанию по переизбранию.
Уоринг проводил Арнольда, вернулся и снова устроился в кресле.
— Хочешь выпить, Хатч? — спросил он, впервые за много дней почувствовав прилив энергии. — Есть хороший односолодовый виски «Springbank», двадцать четыре года.