Аванпост
Шрифт:
Голубь любил хорошо поесть, всласть посмеяться, попеть красивые песни, иногда дать кому-нибудь в зубы или заняться гимнастикой иного рода, но всякие там тайны, загадки и холодящие кровь приключения он ненавидел от всего сердца. Он решил забыть об этом случае и вернулся в форт.
– Вас вызывают в полковую канцелярию к капитану Рафлю, – сообщил, завидя его, капрал. Командир полка капитан Рафль пользовался всеобщей любовью за свою доброжелательность. Голубя он встретил дружелюбной улыбкой.
– Я слышал, что вы человек достойный. Фельдфебель Латуре отзывался о вас самым положительным образом. Первый раз за десять лет этот живодер отнесся к кому-то с симпатией. Нам сейчас требуются новые унтер-офицеры, поэтому мы решили нескольких заслуживающих того человек, в том числе вас, направить в школу унтер-офицеров. Это значит, что вы еще три месяца останетесь здесь, в форте.
Голубь пришел в ужас. Черт бы побрал этот его проклятый покладистый характер!
– Разрешите обратиться, mon commandant [ командир (фр.)], я хотел бы отправиться в пустыню.
Капитан с удивлением посмотрел на него, потом хлопнул ладонью по столу:
– Рядовой! Я вам приказываю отбыть по распределению в школу унтер-офицеров! Кругом! En avant! Marche! [ Вперед! Марш! (фр.)]
Выйдя во двор, Голубь несколько секунд грыз от ярости кулаки. Просто рок какой-то: удача, словно бешеная собака, преследует его и не дает спокойно жить, тo есть спокойно умереть.
– Ну, что, желторотый! – окликнул его подошедший фельдфебель, на чьей обожженной физиономии топорщились три рысьих уса. – Ваша судьба была в моих руках. Приезжал тут маршал Кошран побеседовать насчет вас с капитаном, какой-то его родич приятельствовал с вами. Да только в легионе протекция ничего не значит. Капитан сказал: «Пожалуйста, вот фельдфебель Латуре, от него зависит, смогу ли я что-нибудь сделать для этого человека». Если б не ваш строевой шаг, не видать бы вам никакой школы…
Фельдфебель весьма удивился бы, догадайся он, что сейчас думает солдат о нем, о строевом шаге и вообще обо всем семействе Латуре
Глава шестая
Из окна унтер-офицерской школы Голубь наблюдал, как взвод готовится к отправке в пустыню. Что он мог поделать? О Господи!… Живущие на Монмартре бедная вдова и милая, очаровательная девочка, которых он любит больше всего на свете, могли бы получить десять тысяч долларов, для этого нужно только, чтобы умер такой бездельник и лентяй, как он. Выходит, человеку и умереть не дадут?
Ему повезло. На занятии как раз объясняли, какие взыскания полагаются за разные воинские провинности. В конце занятия Голубь с облегчением вздохнул. Среди прочих параграфов был и такой: «Побег из части влечет за собой лишение всех льгот и привилегий. Кандидаты в унтер-офицеры разжалуются в рядовые и возвращаются на прежнее место службы».
Все отлично! Он сегодня же сбежит, пойдет в бассейн, а послезавтра, как того требует закон, отправится со своим старым подразделением в пустыню.
Через час Голубь взобрался по водосточной трубе на стену на заднем дворе форта и, когда часовой немного отошел, перемахнул через стену. А там дал деру…
После отбоя восемь патрульных отрядов отправились на его поимку, оставив фельдфебеля Латуре меланхолически пощипывать щетину над верхней губой.
Голубь безмятежно прогуливался под пальмами на пристани, слушал крики грузчиков, пароходные гудки и сирены автомобилей, с наслаждением втягивал в себя налетающие вместе с приливом струи соленого воздуха и любовался дрожащими на слюдяной глади моря отблесками береговых фонарей. Он ждал, когда попадется. Минута бежала за минутой. В чем дело вообще?
Чего они медлят? Где патруль? Пли здесь создают тиру все условия для вечернего променада? Дисциплина, она или есть, или ее нет!
Голубь огляделся, но нигде не приметил ни одного патрульного. Ничего себе служба! Сбежавший субъект спокойно покуривает в самой оживленной точке города, а достопочтенный легион и ухом не ведет. От злости он не знал, что и делать. В конце концов он попросту направился на Главную площадь, под огромные фонари перед резиденцией коменданта. У военного коменданта был, судя по всему, прием, поскольку к зданию особняка один за другим подкатывали автомобили и вверх по лестнице устремлялись роскошные мундиры, горностаевые манто и белые фраки. Голубь и здесь проторчал с полчаса. Да что же это, в конце концов? Почему его не хватают?
А объяснялось все довольно просто. Все патрульные отряды взяли курс на старый город, рыбацкую пристань, соседние леса и разные другие места, где, как предполагалось, мог спрятаться сбежавший легионер, у него есть хоть капля разума. Возле резиденции коменданта его, конечно же, никто не искал. Впрочем, нет. Искали. Поэт, Гюмер Троппауэр. Он любил Голубя, который всегда был таким понимающим слушателем. Чтобы он позволил себе поймать этого милого, приятного человека? Ни за что, и как командир отряда он громогласно скомандовал:
– Направление – Главная площадь!
Уж там– то они точно не наткнутся на сбежавшего. Но стоило им дойти до аристократического квартала, как один из парней ткнул Троппауэра в бок:
– Эй, смотри! Вон беглец.
Поэт, похолодев, схватился за голову,
– Чтоб ему провалиться…
Не тут– то было. С самой что ни на есть радостной улыбкой Голубь замахал им руками, потом подошел и раздраженно накинулся на Троппауэра:
– Где вы шлялись столько времени? В жизни не видал такого патруля!
Что было делать? В мрачном молчании они окружили его и повели в форт.
– Какая нелегкая принесла вас на Главную площадь? – спросил Троппауэр.
– Скука, – ответил Голубь. Затем сам задал вопрос:– Скандала не было?
– Был. Терпимый. Латуре лекарства глотает.
Они вышли на окраину. Голубь весело насвистывал. Слонявшиеся по узенькой улочке арабы жались к длинным домам и недобрыми взглядами провожали удаляющийся отряд.
– А все-таки вам, что ни говори, повезло, – сказал Троппауэр. – Мы самое позднее послезавтра отбудем в ад, а вы останетесь здесь, в Оране.