Авантюрист и любовник Сидней Рейли
Шрифт:
Пепита рассмеялась.
— Пойди оденься, — повелительным тоном сказала она. — Обрати внимание, у тебя гости. А кроме того, я в некотором роде дама, если ты соизволил заметить…
Когда я вновь вернулся в гостиную, Пепиты там уже не было. Зато из кухни доносились умопомрачительные запахи и слышался звон посуды.
— Я проголодалась, — заявила она мне, стоя у плиты. — А так как хозяин ты не слишком гостеприимный, я сама решила за собой поухаживать… — и она ловко перевалила бекон с яичницей со сковороды на тарелку.
— Ты
Пепита пожала плечами.
— Еще не знаю, — произнесла она с набитым ртом. — Как сложатся обстоятельства.
— У тебя в Лондоне дела?
Гостья кивнула:
— И очень важные. Я собираюсь замуж.
— Вот как? Очень рад… И кто же этот счастливчик?
— Ты…
Несколько мгновений я стоял, словно оглушенный. Вид у меня, должно быть, был весьма глупый, потому что Пепита, отставив тарелку в сторону, начала хохотать.
— Испугался… — заливалась она хохотом. — Ой, не могу! Эсер сраный! Стрелять не боишься, а женщины испугался! С ума сойти!
— Ты… это… серьезно?.. — наконец я вновь обрел дар речи.
— Конечно, — Пепита перестала хохотать. — Иначе зачем бы я разыскивала тебя по всей Европе и добиралась сюда из Москвы?
— Как — из Москвы? — нет, эта женщина приносила мне сюрприз за сюрпризом.
— Очень просто. Проснувшись однажды утром, я поняла, что не могу без тебя жить. Это было в Мадриде несколько лет назад. Я почувствовала себя полной идиоткой: ведь был рядом человек, который любил меня, как сорок тысяч братьев… Кстати, кто из великих это сказал?
— Шекспир… — пробормотал я, совершенно сбитый с толку.
— Впрочем, это неважно. Так вот, был такой человек, который мог составить мое счастье, а я этого не разглядела. И тогда я кинулась в Гейдельберг. Но тебя там, конечно, уже не было… Берлин, Лондон, Париж… Я шла по твоим следам, словно ищейка. Друзья сказали, что ты в Петербурге. Я — туда. Не нашла. Отправилась в Москву… А тут — эта ужасная революция… Война… Я не смогла уехать: наш поезд на Украине был расстрелян то ли красными, то ли какой-то бандой… Пришлось возвращаться в Москву… Ты не представляешь, что я пережила! Врагу не пожелаю… Опять-таки нужно на что-то существовать… Я пошла сестрой милосердия в Покровскую общину…
— Как — в Покровскую общину? — насторожился я.
— Очень просто… Почему тебя это пугает?
— Скажи, не была ли ты знакома с неким юнкером Ивановым, который находился там на излечении? — даже из застенков ВЧК члены московской организации «Союза защиты родины и свободы» сумели передать на волю весть о том, что их провал произошел из-за юнкера Иванова, чья возлюбленная, сестра милосердия, донесла чекистам о его подпольной деятельности. Мы приговорили юнкера к расстрелу, но за нас это сделали чекисты…
— А при чем тут
— Это ты сообщила чекистам о собраниях в Малом Левшинском переулке? — в упор спросил я.
— За кого ты меня принимаешь? — Пепита гордо вскинула голову. — А впрочем… — внезапно сменила она тон. — Что тут такого? Я бедная, мне нужно на что-то существовать… В общине нас только кормили даром, а денег не платили. А я хочу одеваться, хочу жить… В конце концов, если появилась возможность продать ценные сведения, почему бы ею не воспользоваться?
— Они заплатили тебе? — ахнул я. — Эти, с трезвыми головами и чистыми руками?..
— Достаточно для того, чтобы я могла выбраться из этой жуткой Москвы…
У меня началась истерика. Я хохотал, как сумасшедший. Так вот, оказывается, как они работают, эти нищие рабочие и крестьяне! Вот почему провалилась блестящая затея с «Союзом»! И из-за кого? Из-за женщины, с которой я в свое время спал! Из-за Пепиты Бобадилья!
Я все хохотал и не мог остановиться.
— Психопат, — ледяным тоном произнесла Пелита, и я замолк. — Прекрати истерику!
Я мгновенно отрезвел. Стало очень холодно, и руки мои покрылись гусиной кожей.
— Вернемся к моему предложению… — женщина строго посмотрела на меня.
— О чем ты говоришь?! — я был возмущен до глубины души. — Ты хочешь, чтобы я женился на женщине, которая предала дело моей жизни? Которая продалась чекистам? Во! — и я, словно мужик из дворницкой, поднес кукиш к самому ее носу.
— Ну что ж, — Пепита оставалась абсолютно спокойной. — Я так и передам твоему сыну…
— Какому сыну? — оторопел я.
— Нашему с тобой сыну, — все тем же ровным голосом повторила она. — Сэмьюэлу Бобадилья, которому я хотела дать фамилию отца.
Я не верил ей. Ни одному ее слову. Конечно, она не могла родить… Во всяком случае, от меня. Но все же…
— Меня не купишь… — впрочем, прежней уверенности во мне уже не было. — Сколько ему лет?
— Тринадцать… Он родился в сентябре шестого года.
Я подсчитал. Мы с Пепитой встречались в Гейдельберге с лета по декабрь девятьсот пятого… Ну да. Она исчезла из моей жизни тридцать первого декабря, в самый канун Нового года.
— Но… — совсем смутился я. — Но… чем ты можешь это доказать?
Вместо ответа Пепита вынула из сумочки фотографическую карточку. Я уввдел худого и некрасивого подростка.
— Это же твое лицо… — тихо сказала женщина.
— Но… — все еще не мог поверить я, — отчего же ты не сообщила об этом раньше?
— Я искала тебя… — глаза Пепиты наполнились слезами. — Но не думала, что ты… встретишь меня так… что политика…
Она закрыла лицо руками.
Сын! Господи, у меня есть сын! Я даже представить не мог, что когда-нибудь у меня будет сын!