Авантюрист
Шрифт:
Комедиантов настигли под вечер; повозки тянулись в гору, заходящее солнце золотило их подрагивающие бока. Испуганные люди обернулись навстречу налетевшему, как возмездие, отряду; предводитель труппы был грубо схвачен за воротник и притянут к оскаленному лицу Солля:
— Где?!
Спутники полковника уже перетряхивали повозки и заглядывали в лица перепуганным женщинам.
Предводитель труппы облизнул пересохшие губы:
— Кого… изволите… искать?
Ошибки быть не могло — именно эта труппа с её двумя повозками две недели без малого гостила в «Храбром шмеле». Именно этот круглолицый, внешне
Эгерт обернулся к спутникам:
— Ну?!
Стражники растерянно разводили руками. Девчонки не было ни в одной из повозок, и среди пеших путников её не было тоже.
— Где она? — бросил Солль в лицо перепуганному предводителю.
— Она ушла, — плаксиво сказала полная женщина с выразительными, как у печальной лани, глазами. — Благородный господин, помилуйте, сама ведь привязалась, нет сил… Мы её сперва гнали — так она упёрлась, как репей прицепилась, Небо свидетель, а потом, в Гнилищах, ей наскучило, мы уже не пускали, одной девчонке-то бродить… незачем… так разве удержишь, норовистая, что твоя лошадь, благородный господин, в чём мы провинились-то, ежели вы её ищете, так в Гнилищах ищите… удрала…
Селение Гнилищи осталось далеко позади, на расстоянии дня безостановочного пути. Солль огляделся — актёры переминались с ноги на ногу, все как один растерянные и перепуганные.
Солль с трудом подавил в себе недостойное желание хлестануть кого-нибудь кнутом. Без единого слова развернул лошадь и поскакал назад.
И потому не видел взгляда, которым обменялись комедианты за его спиной.
Часы пробили девять, когда трактир стремительно начал пустеть. Добрые поселяне, ещё мгновение назад степенно беседовавшие за столь же доброй выпивкой, внезапно обрели способность говорить без слов: из угла в угол заметались красноречивые взгляды, и разговоры стихли один за другим. На столах оставались недопитые кружки; староста, увлечённый, всё ещё рассказывал, но проходящий мимо парень тронул его за плечо и указал глазами куда-то мне за спину. Староста проследил за его взглядом — и фонтан его красноречия иссяк.
— Прощеньица прошу… Запамятовал… дельце одно… здоровья и процветания господину Ретанаару, со смирением — прощайте…
Трактир к этому времени напоминал оставленную беженцами деревню: всё вверх дном и ни живой души в округе. Староста поспешно проковылял к двери — тогда я наконец-то сподобился повернуть тяжёлую, будто окованную железом голову.
В углу за моей спиной сидел Чонотакс Оро собственной персоной. Сидел, навалившись локтями на стол и опустив на сплетённые пальцы продолговатую, выбритую до блеска голову.
Жаль, что посетители трактира разбежались. Что никто, кроме трактирщика, не видел того приятельски-покровительственного взора, которым я, Ретанаар Рекотарс, ответил на цепкий взгляд зазнавшегося мага. Собственно, так и должен смотреть уверенный в себе властитель на колдунишку, обитающего в его землях…
— Привет, Ретано, — сказал Черно Да Скоро, не поднимаясь из-за своего стола. — Достал деньги?
Теперь я должен был либо продолжать разговор через весь опустевший обеденный зал, либо встать и подойти к мерзавцу-Черно. Как мальчик.
— Достану — тебе сообщу, — отозвался я прохладно. И отвернулся,
— У меня к тебе дело, Ретано, — громко сказал Черно за моей спиной. — Поговорим?
Сердце моё пропустило один удар.
Не то чтобы я успел к тому времени отчаяться. Не то чтобы я сдался. Я не так просто отчаиваюсь и, уж конечно, не сдаюсь. До назначенного Судьёй срока оставалось ещё девять месяцев, и я был уверен, что что-нибудь придумаю, — но неудача, особенно крупная, отнимает силы, а в последнее время неудачи преследовали меня по пятам. Вот почему небрежное приглашение Черно заставило меня так болезненно встрепенуться.
«Послужи»…
Наверняка он вернётся к прежнему разговору. Более того, назначая за моё освобождение неимоверную цену, он заранее знал, что разговор состоится снова…
Некоторое время я занимался только тем, что скрывал от посторонних глаз свои чувства. Черно Да Скоро ожидал — не отрывая подбородка от сплетённых пальцев, не сводя с меня насмешливого взгляда.
— Поговорим, — сказал я наконец. — Здесь?
Последний вопрос должен был означать, что я не боюсь чужих ушей. То есть я их, конечно, ещё как боялся, но выказывать этот страх перед Черно не собирался ни в коей мере.
Самоуверенный маг прекрасно понимал, что я блефую. Тонкие губы его растянулись, обозначая усмешку.
— Не здесь, не бойся. Разговор будет долгий… У меня.
Очень скоро обнаружилось, что в тёмное время суток в огромном доме Чонотакса Оро не горит ни один огонёк. Ни свечечки; первый раз я споткнулся уже на пороге. Черно Да Скоро как ни в чём не бывало отпер дверь, легко, ничего не касаясь, прошествовал в глубину коридора и двинулся вверх по лестнице. Он видел в темноте — и снова демонстрировал свою силу и превосходство над прочими смертными. Я брёл следом, то и дело спотыкаясь, задевая, опрокидывая, ударяясь локтями; кажется, сам дом в угоду хозяину подставлял мне ножки.
— Сюда.
Слабый порыв воздуха сообщил мне, что передо мной открылась дверь.
— Ты бы свечку зажёг, — сказал я зло. — Гостя привёл всё-таки, любитель дешёвых эффектов…
Я ждал, что он оскорбится, ждал ответной колючей насмешки, но после короткой паузы Черно отозвался вполне миролюбиво:
— Ты извини, я не держу свечей. Ни свечей, ни каминов. Не люблю огня.
И отдёрнул тяжёлую штору, впуская в комнату слабый свет переполовиненной луны. Мир вокруг меня обрёл очертания — стол, два кресла, матовый отблеск на голом черепе Черно Да Скоро и корешки книг на полках вдоль стен. Никаких излишеств. Никаких декораций, уместных в жилище мага.
— Садись. — Черно указал мне на одно из кресел, и на этот раз подвоха не случилось. Удобное сооружение с высокой спинкой сооружено было для того, чтобы на нём сидели, а не для насмешек над незадачливыми визитёрами.
Две встречи было у нас в этом доме. Первая — в режущем глаза свете. Вторая — в темноте…
— А зимой? — спросил я машинально. — Как зимой без огня?
— Холодно, — отозвался Черно опять-таки после паузы, и я почувствовал что-то вроде смущения. Как будто мой вопрос был неприличен.