Авантюристы его величества
Шрифт:
По прибытии в столицу Вальронд отправился на стрелку Васильевского острова в управление отдельного корпуса пограничной стражи, где подал рапорт о случившемся при Якобстадте деле.
Генерал Свиньин довольно радушно принял морского офицера, подробно расспрашивал обо всех деталях произошедшего.
Вальронд не менее подробно рассказывал.
Заканчивая разговор, Свиньин сказал
– Спасибо за службу. Считаете ли вы необходимым отметить кого-либо из отличившихся в данном деле?
– Несомненно, список я приложил к рапорту, особо хочу отметить заслуги мичмана Штрембера, о действиях которого я докладывал.
– Да, хорошо, Ростислав Константинович. А сейчас вам необходимо отвести «Кондор» в док для регламентных работ. Впрочем, вот соответствующие распоряжения по техническому отделу, я в них толком не понимаю. А вы можете пока отдохнуть. Команде тоже послабление дайте, но не слишком. Бунтовщики и всякого рода проходимцы, как вы могли убедиться, не оставляют надежды посеять смуту, в том числе они настойчиво ищут сторонников и среди нижних воинских чинов. До свидания.
– Честь имею откланяться, - попрощался командир «Кондора», щелкнул каблуками и вышел.
Время пролетело быстро, и вот Вальронд уже любовался на свой изрядно посвежевший крейсер, стоящий у причальной стенки.
Вскоре на корабль прибыл шеф корпуса отдельной пограничной стражи министр финансов Коковцов в сопровождении генерала Свиньина.
Коковцов проверил качество произведенных работ, поблагодарил команду корабля за службу, вручил медали нескольким матросам и далее приступил к награждению офицеров.
– С особым чувством вручаю вам, мичман, вашу первую государственную награду, которую вы добыли в бою, - обратился Коковцов к Штремберу.
Мичман стоял, ни жив, ни мертв. Струйка пота потекла из-под фуражки по виску. Деревянными руками он принял из рук министра наградной кортик. Он не помнил, как закончилась церемония и когда делегация высокого начальства покинула крейсер.
– Отомрите, Николай Карлович, надо бы награду обмыть, как положено, - весело сказал подошедший к мичману Николишин.
– С «клюквой» вас.
– С чем? Что за клюква? Сначала Лартинг, теперь вы.
– Милостивый государь, отныне вы являетесь кавалером ордена Святой Анны четвертой степени с вручением знака ордена и оружия с надписью «за храбрость». Изначально, знак ордена крепится на эфес шпаги, а в вашем случае на оконечность рукояти кортика. Сам знак, как видите, маленький и красный, посему получил среди офицеров прозвище «клюква». Впрочем, это никак не умаляет достоинства ордена, так что носите свой кортик с гордостью и помните, первая награда - она самая дорогая. Пойдемте, Николай Карлович, в кают-компанию, там накрыто уже, сегодня ваш день.
– Да, конечно, пойдемте. Но откуда он знал, еще тогда? Прямо дьявол какой-то.
А в это время Аркадий Михайлович Лартинг возвращался на пароходе в Париж, не для развлечений, а к месту службы.
Рачевский обедал в небольшом, но весьма аристократическом парижском заведении «Лукас Картон», расположенном на площади Медельен, где отлично готовили омаров «а ля ванилле» и открывался прекрасный вид на Сену.
Вообще-то Рачевский недолюбливал французскую кухню, считая все эти фуа гра, и другие кулинарные изыски надуманными, пищей неестественной, а над шампиньонами и трюфелями откровенно смеялся.
«Вы когда-нибудь груздочки соленые со льда вкушали, хрустели ими под охлажденную водочку? А суп из белых грибов? А маслята маринованные с лучком? А подосиновики в сметане? Луковый суп разве со щами кислыми суточными сравнится? Да и вообще, пельмени один раз попробуйте или кулебяку хорошую и закрывайте свои рестораны», - не раз высказывался Рачевский по этому поводу.
А вот омаров полюбил, они напоминали ему раков, которых он в детстве десятками ловил на речке, которая играющей на солнце змейкой протекала через их имение. Речка была неширокой, со стремительным течением и - удивительно чистой водой. То там, то сям в нее впадали небольшие, очень холодные ручейки, питая русло ключевой водой. По берегам этой речушки и водились раки, которых вместе с деревенскими мальчишками добывал маленький барин. Посиневший от холода, но вполне счастливый, он тащил свой улов на кухню, и ему было приятно, когда за обедом все нахваливали вареных раков и нарочито удивлялись, откуда это они взялись, такие замечательные, крупные, и удивительно вкусные.
Вот и сейчас Рачевский не спеша, с удовольствием расправлялся с большой оранжево-розовой клешней и, казалось, как настоящий гурман, был полностью погружен в это приятное занятие.
– Присаживайтесь, Акаси сан, - не отрываясь от омара, произнес он едва различимой фигуре медленно идущей к его уединенному столику - Надеюсь, вы пришли не за моим скальпом?
Полковник японской разведки присел.
– Всегда это пренебрежение к японцам, вернее к япошкам, маленьким и желтым. А ведь именно мы выиграли войну.
– Значит, не за скальпом, - улыбнувшись, резюмировал Рачевский
– Гарсон, - позвал он пробегавшего мимо официанта, - будьте добры, приборы для мсье.
– Сию секунду, - ответил гарсон, не сбавляя шага, и скрылся между столиками.
– Не откажите в любезности, полковник, разделите со мной трапезу, этот омар, как видите, еще практически цел, и право слово, слишком велик для меня. Вы, кстати, что предпочитаете из спиртных напитков? Сакэ тут наверняка не подают, а вот в графинчике Смирновская, аки слеза. Или велите подать вина?