Шрифт:
Глава 1
Алоис-младший – вор и отщепенец вышел из ворот тюрьмы городка Зальцбург в очередной раз в конце июня 1905-го.
Отсидев и искупив свою вину перед казной, он оказался за стенами тюрьмы в полдень, который встретил его порывистым ветром и проливным дождем. Гроза грохотала над Зальцбургом, и Алоис припустил бегом к ближайшей подворотне. Влетев в проходной двор и тряся головой, он столкнулся с двумя монахами, которые спрятались здесь от грозы вместе с лошадьми. Черноризцев Алоис особенно не почитал, но они были первыми, кто встретился ему на свободе и он приветливо с ними поздоровался. Последние пять суток заключения Алоис провел в карцере за совершенно незначительную провинность. Споткнувшись, он опрокинул миску баланды на форменные брюки надзирателя Фрица и тот, схватив его за шиворот, пинками сопроводил туда, изрыгая проклятья. Поэтому, неделю почти не общавшийся с людьми, Алоис жаждал, поговорить.
– Добрый день. Ну и погодка. Разверзлись хляби небесные, как во времена потопа Ноева,– продемонстрировал он некоторое знание священного писания.
– Добрый день. Вы, я вижу, прямо из тюрьмы? – откликнулся один из монахов.
– Да,– помрачнел Алоис.– Будь она проклята. Ни за что посадили. Невинно страдал за других. Свалили на меня, а я и ни причем, господа. Им лишь бы посадить,– сделал он вечный вывод, который приходит в голову всем осужденным, во всех тюрьмах, во все века.– Три года, господа. Меня зовут Алоисом. До заключения работал официантом и помощником повара в здешнем ресторанчике.– «У Карла».
– Михаэль и Серж,– представились монахи.– Вернетесь в родное заведение?
– Эх. Карл этот и посадил. Заявил, что я у него украл столовое серебро. А «фараоны» сразу, хвать. Слушать не стали, в суд поволокли. И ведь не нашли у меня это серебро, а все равно поверили этому мерзавцу. Потому что кто он и кто я? Да и сидел я уже один раз за кражу, так что не примет он меня на работу,– резонно прикинул свои шансы Алоис-младший.
На Алоиса-старшего он был совершенно не похож. Усы и бакенбарды не носил и вообще был выбрит налысо. Голова его, без головного убора, была похожа на отполированный подошвами булыжник, такая же темная от загара и квадратная. Очевидно, администрация тюремная не позволяла заключенным бездельничать и выводила трудиться на свежий воздух, куда-нибудь на каменоломни.
Лицо Алоиса, загорелое и продубевшее на всех тюремных ветрах, носатое, с тонкими губами и с глазами, близко посаженными к переносице, выражало сейчас искреннюю озабоченность собственной судьбой.
– Мы вам сочувствуем, господин Алоис. А родные и близкие, они-то каким-нибудь образом могут помочь вам начать новую жизнь?– один из монахов проявил явное участие к бывшему зэку.
– Как же. Они помогут. Держи карман шире. Папаша-то мой приказал долго жить и ничего не оставил. Даже не упомянул в завещании мерзавец. Мачеха в тюрягу письмецо, стерва прислала, известив о его кончине. Но это она, чтобы я не приперся после отсидки и денег у нее не просил. Дескать, знать тебя не знаем, а батюшка твой загнулся и ничего не оставил на память. Да я с голоду буду подыхать под их забором, а они сухарь не швырнут – негодяи. Вся семейка такая. Братец Адольф мелкий еще, но уже отъявленный мерзавец. Его в школе Волком дразнят. Это в 16-ть лет. Что из него вырастет? Уже подлец и негодяй,– пригорюнился Алоис.
– Они здесь же проживают?– с нотками сочувствия, продолжил расспросы монах с именем Михаэль.
– Они в Линце живут. Домище у них свой. Папаша перед смертью наследство получил и жил на широкую ногу последние три года. Из трактира не вылезал. А меня из дому выгнал, потому что перечить ему стал и требовать, чтобы обеспечил, раз наследство хапнул. Так ему и заявил в глаза его поросячьи. Разорался, как свинья и выгнал. У него Адольф в любимчиках. Ему все и оставил с мамашей-стервой. А она ведь мне тетка – кузина сводная. Змея. Вползла,– зафыркал в ответ Алоис.
– Выходит, что ваш папаша женился на собственной племяннице? Как же епископ разрешил? Это же родство второй степени и церковью не одобряется. Инцест.
– Инцест, понятное дело. Сунул, кому надо на лапу и получил разрешение у кардиналов. В церкви католической все продается, господа,– осуждающе нахмурился Алоис, ткнув пальцем почему то вверх.
– Не все, сын мой,– возразил Алоису-младшему Сергей.
– Прошу прощения, преподобные. Конечно же, не все. Если бы все продавалось, то священники ходили бы нагишом, а на месте костелов и кирх были бы публичные дома. Но мой папаша сумел купить такое благословление и женился на этой стерве Кларе, моей двоюродной сестре. Мышь серая. Глазками шмыг-шмыг. Тьфу,– плюнул Алоис.– Еще и соблазняла меня, когда мачехой моей была.
– Да что вы говорите? И удалось соблазнить?
– Потому-то и прогнал папаша, что заподозрил что-то. Он всегда подслушивал и подглядывал, но Клара хитрее. Она всегда при входе во двор какой-нибудь мелкий беспорядок оставит и папаша не удержится, разорется на всю деревню. Мы тогда в деревне жили, рядом с Линцем. Дыра жуткая. Одна радость у деревенщины – трактир еврейский. Соберутся там и чешут языками. А папаша мой там сутками напролет сидел.
– Уж, не в Леондинге ли?
– В ней.
– Проезжали мы через нее и даже в трактире трапезничали. Уютная деревенька. Зря вы так плохо о ней отзываетесь и жители в ней приветливые. Мы там, в прошлом году были. Познакомились с некоторыми из них. С плотником Куртом. Хороший человек и отличный мастер. Какую он мебель делает.
– Курт? Чахоточный? Помню. Вечно ободранный ходит и голодный. Настрогал детей пятерых, а прокормить не может. Они вечно у кирхи побирались. Клара им помои вынесет, у них праздник в семье,– скривился презрительно Алоис-младший, вдруг став очень похож в этот момент на Алоиса-старшего, невзирая на отсутствие усов и бакенбардов. Интонацией, жестами, внутренней сутью, он повторил своего папашу в полной мере.
– А вы, значит, прелюбодейничали со своей мачехой и папаша вас за это выгнал, лишив наследства?
– Я не прелюбодейничал с ней – она прелюбодейничала со мной, но ее он не выгнал. А нужно бы было. Меня – своего старшего сына проклял, а ведь любил когда-то, раз своим именем назвал,– замотал отрицательно головой Алоис.
– Любил?
– А как же? Раз назвал также, значит, наследником сделать хотел. Сделал. Вот стою, как пес бездомный в подворотне, и пойти некуда. Голову негде приклонить,– Алоис-младший взглянул на небо, которое начало светлеть.– Куда идти, на что жить?
– А столовое серебро? Его ведь полиция не нашла.
– Сколько там этого серебра? Да его еще продать нужно.
Скупщик цену настоящую не даст. За половину если возьмет, так уже радуйся. Опять воровать придется. Пойду в Вену, там народу больше и работу легче найти,– вздохнул Алоис.
– А на службу поступить государственную не желаете? Вы же дворянин.
– Что-о-о? Кто меня возьмёт на службу после вон…– Алоис кивнул в сторону тюремных ворот.
– Не отчаивайтесь. Вы еще молоды и вся жизнь у вас впереди,– попробовал добавить ему оптимизма Михаил.