Шрифт:
Глава 1
Деревушка Лаптево продолжала будоражить умы командования по обе стороны линии фронта, особенно в последние часы она беспокоила ум командующего Группой Армий Юг Генерал-Фельдмаршала Эриха фон Манштэйна, которому не нравилось, что на левом фланге его наступающих дивизий повисла сороковая армия русских. И что по сути дела, если присмотреться хорошенько к карте, дивизии попросту лезли в "мешок", довольно узкий и очень отвратительно на карте выглядящий. В реальности "мешок" выглядел еще отвратительнее. Но в реальности его Эрих фон Манштэйн видеть не мог, так как штаб его находился, конечно же, в тылу. Но если бы он увидел, то не задумываясь отдал бы приказ отступить и как можно дальше… До Харькова. Там уже на всякий случай была хорошо подготовлена глубоко эшелонированная оборона. Однако Эрих изучал обстановку не в живую, а по карте, на которой флажки с номерами полков и дивизий Вермахта и Ваффен СС медленно, но казалось уверенно, все же наступали и за полдня к 13.00 часам, продвинулись на 5-7-м километров. "Лейбштандарт" мог бы и дальше развивать наступление, но не встретив сопротивления в районе Гостищево, танкисты
Такого им за всю войну видеть не доводилось и растерянность их можно было понять. Справа и слева гремел раскатами фронт, а здесь они не встретили никакого серьезного сопротивления. Вообще никакого, если не считать авиацию русских, которая сначала их атаковала, но потом тоже исчезла и больше не появлялась. И понятно почему. Поднятые тучи пепла и сажи, покрыли танки дивизии "Лейбштандарт" таким толстым слоем, а тучи дыма поднялись на такую высоту, что летчики просто их не видели и пролетали мимо. Видимость упала практически до нуля. Механики-водители не знали куда ехать и командиры машин виновато докладывали по радиосвязи, что потеряли визуальную ориентацию. В результате прозвучала общая команда "Стой" и танки замерли окончательно, в ожидании, когда дым развеется и позволит воевать дальше.
У русского командования напротив, появилась другая головная боль, заставившая временно забыть о деревне Лаптево. Шестая гвардейская армия, исчезла в течение нескольких часов в результате артиллерийского огня немцев и фронт на участке Яковлево – Ржавец практически оголился. Все три эшелона обороны обезлюдели и немцев ничто не сдерживало. Командующий Воронежским фронтом спешно распорядился заткнуть образовавшуюся брешь сначала собственными резервами, но поняв, что этого явно недостаточно, запросил резервы у Ставки, объяснив создавшееся положение. Ставка пошла на встречу и направила резервную 5-ю гвардейскую танковую армию под командованием генерал-лейтенанта П.А. Ротмистрова в его распоряжение. Понимая, что последствия могут быть весьма печальными, даже катастрофическими, если немцы сумеют выйти на оперативный простор, отрезав 40-ю армию и взяв Курс, Сталин /Также воевавший по глобусу/ потребовал, чтобы 5-я гвардейская танковая как можно скорее появилась на Воронежском фронте и остановила наступающих немцев совместно с 5-ой же гвардейской, но стрелковой армией. Удар нанесенный немцами в этом месте и та легкость, с которой они уничтожили три линии обороны, так /мягко говоря/ обеспокоили командование, что сюда же были брошены войска резервного Степного фронта в количествах просто немыслимых. Четыре танковых корпуса 2-ой и 2-ой гвардейский, 18-ый и 29-ый. Три стрелковые дивизии перемещались туда же пешим порядком – 42-ая и 52-ая гвардейские и 183-я, просто стрелковая. Бросили даже подвернувшуюся под руку дивизию ВДВ – 9-ую и разумеется гвардейскую. Вот уж это и вовсе означало, что командование не просто "обеспокоилось", а буквально впало в некоторую панику. Десантные войска совсем не тот род войск, которому следует сидеть в окопах и отбиваться от наступающих танков, забрасывая их "коктейлями Молотова". Не особенно учат этих парней обороняться. Наступать учат, причем, опять же, не пешком, а с воздуха. Задача их – прыгать на противника с неба, сеять панику, уничтожать коммуникации и склады с боеприпасами и ГСМ. Диверсанты, если одним словом. Вот их целую дивизию не пожалев и бросили под хутор Сторожевой, рядом с которым пока еще стояли замерев немецкие танки. Сюда же, в место прорыва, спешила и 6-я мотострелковая бригада 5-го гвардейского стрелкового корпуса. Ну, эти-то задействованы были правильно и именно они появились юго-западнее Прохоровки вместе с вэдэвэшниками и спешно принялись восстанавливать линию обороны, уничтоженную немецкой артиллерией. И пока танковые дивизии Ваффенн СС пережидали неблагоприятные полевые условия, русская пехота и десантники, черные от пороховой гари, получили передышку и жиденькой преградой встали на их пути. Но командующий Воронежским фронтом был человеком проницательным и умел видеть ситуацию на много ходов вперед, поэтому выпросил у командующего Центральным фронтом генерала-армии Рокоссовского помощь и тот так же будучи гениальным полководцем и стратегом, не отказал, направив десяток дивизий из резервов своего фронта соседу. Район, получивший самый страшный, массированный удар артиллерии и авиации немцев, насыщался войсками. И на картах штабных в его сторону было нарисовано столько стрел и расставлено столько флажков с порядковыми номерами полков, что плотность на квадратный километр здесь обещала в ближайшие сутки стать самой значительной на всей Огненной дуге.
Немцы также вводили в прорыв новые силы, но дивизии их уперлись в спешно обновленный рубеж обороны от изгибов реки Псел до хуторка Сторожевое и в условиях ограниченной видимости, под огнем русской артиллерии, возобновившей обстрел, вынуждены были срочно зарыться в черную, мертвую курскую землю. Наращивая также плотность на квадратный километр, чтобы начать наступление уже на следующий день – 6-го июля.
Но следующий день опять же прошел в артперестрелках, окапывании, коротких атаках и контратаках противоборствующих сторон, вошедших в плотное соприкосновение и на отдельных участках фронта перемешавшись так замысловато, что понять иногда, где кто, было затруднительно командованию обеих сторон.
Штабисты устали отмечать на картах, места дислокаций полков, которые сообщали свои координаты то одни, то другие. Фронт шевелился, смещаясь то на север, то на юг и "шевеление" это выглядящее на оперативных картах, как незначительные колебания, перемалывало сотни жизней рядовых солдат в минуты. Русские десантники и мотострелки стояли насмерть и даже, при первой же возможности, бросались в контратаки, неся огромные потери, но не давая, тем не менее, немцам сосредоточиться, упорядочиться и согласовать свои действия. Обстановка в этом районе, напоминала кипящий котел, в который обе стороны сыпали людей и технику, как два
– Сталин послал в бой свою гвардию – армию этого генерала Ротмистроффа. Тысяча танков,– хватался за голову командующий. – Где ассы Геринга? Где массированные бомбежки коммуникаций? У русских бесперебойно функционируют железнодорожные ветки. Удивительно, что их танки еще не вышли на южный фас и это просто наше счастье и удача, что их командование переоценивает возможности Люфтваффе. Как докладывает разведка, они гонят танковую армию своим ходом, не считаясь с потерей моторесурсов. Это дает нам надежду, что половину техники они оставят на обочинах дорог. Но у них танков много. Русские могут позволить себе такую расточительность. У нас нет столько, сколько они могут бросить в кюветах. Преимущество втрое, по последним сведениям Абвера. Если бы я знал истинное положение и соотношение сил, я бы никогда не согласился возглавить эту обреченную на провал авантюру с идиотским названием "Цитадель". Я бы застрелился,– орал Манштэйн, швыряя остро отточенный карандаш в разрисованную стрелами карту. Штаб лихорадило. У разложенной на огромном столе карты столпились штабные офицеры, внося изменения в дислокации противника. Сведения поступали ежеминутно и не только со связными, но и по радио. Генерал-Фельдмаршал прошел в палатку радистов и принялся лично обзванивать командиров дивизий, интересуясь свежайшими впечатлениями и пытаясь составить для себя истинную картину происходящего. Часы на его руке показывали ровно час времени после полудня и, Манштэйн приказал подать ему обед прямо на рабочее место.
– Герр Генерал-Фельдмаршал, здесь аэродром Z-6, срочно требуют вас,– обратился к нему один из радиотелефонистов, протягивая трубку.
– Манштэйн,– коротко представился Генерал-Фельдмаршал.
– Докладывает бригадефюрер Гюнтер фон Манштэйн,– услышал он голос кузена сквозь треск радиопомех.
– Слушаю, Гюнтер,– потеплел взглядом командующий. Кузена он уважал, ценил и рад был слышать его голос.
– Все очень плохо, Эрих. Русские наступают. Они взяли аэродром в кольцо, блокировав все подступы. Ведут обстрел из ротных минометов. У нас большие потери и заканчиваются боеприпасы. Просим помощи.
– Сколько там этих русских?– Манштэйн №1-н побледнел.
– Примерно два полка пехоты и полк танков,– ответил Манштэйн №2-а.
– Ждите. Немедленно отправляю к вам 3-ий танковый корпус,– принял нелегкое решение командующий, пожертвовав свой неприкосновенный запас, последний танковый резерв, который изо всех сил берег вторые сутки и не вводил в бой.
– Спасибо, брат,– донеслось до его ушей едва слышно.– Мы верим, что Родина не оставит нас погибать здесь беспомощных и безоружных.
– Держитесь. Родина помнит о вас,– прослезился Манштэйн №1-н, смахивая со щеки скупую Генерал-Фельдмаршальскую слезу. В следующие полчаса он, забыв об обеде, лично проследил, чтобы корпус незамедлительно выступил в указанном направлении. Командиру же "Лейбштандарта" бригадефюреру Теодору Вишу было срочно передан приказ о переходе к обороне и приостановке фактически операции "Цитадель".
Вишь, сидящий в командирском "Тигре II", выслушал дешифровку с каменным лицом и потерявшая к тому времени треть техники дивизия СС панцергренадерская, принялась зарываться в землю. Одновременно отбиваясь от русских, бросавших в контратаки свою пехоту. Фронт замер и начал "костенеть", в буквальном смысле этого слова… А на левом фланге сороковой армии деревушка Лаптево и вовсе "закостенела" настолько, что сотни трупов, покрывшие подступы к ней, самым наглядным образом отбивали охоту наступать в этом направлении гренадеров Вермахта. Попытка обойти деревушку, закончилась так же полным фиаско. Вдоль берегов речушки Ворсклы немцев встретили настолько жестко, что пересечь ее не удалось ни одному гренадеру и, понеся серьезные потери, они вынуждены были оставить этот маневр не завершенным. В ночь на шестое июля они попытались совершить ночной прорыв, что было нетипично для Вермахта. Но опять нарвались на убийственный огонь, бдящих русских и, более того, получили встречный ночной бой, в котором понесли такие серьезные потери, что весь день 6-го июля приходили в себя и подсчитывали потери. Санитарные поезда потянулись в сторону Харькова, битком набитые ранеными. А русская батарея из двух огнеметных танков, маневрируя, появлялась то в одном, то в другом месте, по долгу не засиживаясь на одном месте и наводя панику на сидящих в обороне немцев. Прорыв превращался в "котел" и первые признаки уныния и растерянности уже появились в настроениях рядового личного состава, потерявшего веру в свое командование, в гений Фюрера и в "сверхоружие", которое оказалось не столь эффективно, как надеялся генералитет.
– Вот у иванов точно "сверхоружие", "Органы Сталина" чего только стоят,– ворчали ветераны, выковыривая ножами тушенку из вскрытых банок.– А эти их огнеметы – это вообще "драконы", я сам видел, как этому монстру в ходовую часть попал снаряд. Взорвался прямо между катков, а он даже не подпрыгнул. Попер себе дальше. И стреляет какой-то дрянью, которую невозможно потушить. От Ганса и Фридриха ничего почти не осталось. Каски, бляхи и термоса. Даже винтовки расплавились. Сгорели в один момент.