Шрифт:
Глава 1
В городишке одном, в домишке панельном, ласково именуемом народом "хрущоба", жило семейство самое среднестатистическое из среднестатистических. Хрущоба была двухконурчатая и, поэтому семейство это размножиться сумело только до трех особей. Папа среднестатистический, мама такая же и сынок при них подрастал, вылитый папа внешне, а характером весь в маму. Или наоборот? Ну, это не столь важно, для нас… хотя как знать… ген ведь как известно – не гнида, ногтем не раздавишь и когда внешность в маму, а характер скажем в папу, то это считай, повезло индивидууму, а вот если наоборот, то полная непруха обычно у таких, с позволения сказать, людей.
Это не мы – это психологи подметили некоторую закономерность и в трудах ее своих
Поэтому к пареньку мы чуток попозже приглядимся повнимательнее, величать его, кстати, Константином и если учесть, что папу Эдуардом окружающие обзывают, то полное имя у паренька Константин Эдуардович. Солидное сочетание, нужно отметить, получилось и надо полагать не случайным образом. Родители все мозги вывихнули, отпрыску будущему имя подбирая, узнав что сын у них вот-вот появится. Ночами не спали, споря до хрипоты. Имен-то звучных и солидных много, а ребенок один. Хорошо вон в Испании, там сколько хочешь можешь имен давать отпрыску. Хоть десять. А у нас только одно. Мама хотела назвать сына Иннокентием в честь артиста Смоктуновского, фанаткой бескорыстной которого себя считала, а папа настаивал на Константине – в честь ученого Циолковского. Тем более что у него и отчество такое же – Эдуардович, так что тезка полный получался из сынишки. А Смоктуновский по отчеству Михайлович и этим фактом папа маму так достал, что чуть до развода дело не дошло.
Потом мама смирилась и сынишку в роддоме на руки получив, тут же /к неудовольствию супруга/ солидное Константин, сократила до напрочь несуразного – "Костик". Мальчонка сопел и пускал пузыри, давясь маминым молоком, не подозревая какую ему свинью подложили родители. Понял, когда подрос и в детский сад пошел. Вот там его впервые и назвали сверстники "Кость". "Кость, а Кость" дразнили его сверстники и Константин Эдуардович – полный тезка знаменитого ученого, возвращался домой зареванный и поцарапанный.
Пытались родители воздействовать на коллектив воспитателей детсада, требуя прекратить геноцид учиненный детишками против их чада любимого, но "Кость" уже приклеилась к парню намертво и иначе его уже никто из сверстников и не называл. Тем более что Костик был мальчуганом болезненным и рахитичность унаследованная, способствовала закреплению за ним этого не совсем благозвучного позывного.
Особенно доставала Костика его соседка по лестничной площадке – Галка Романова. И в садике, и дома проходу ему не давала. Жуткая воображала и кривляка, она считала себя красавицей, в чем ее с пеленок убедили мама и бабушка. Папа Галкин был человеком строгих правил и не поддерживал сюсюканье женщин над дочкой, стараясь выправить образовавшийся перекос в воспитании и именуя чадо исключительно по Имени Отчеству.
– Ну, что новенького, Галина Егоровна, в садике?– спрашивал он обычно вечером за ужином и бабушка – его мать Инесса Поликарповна недовольно морщилась. Морщилась и супруга Егора Ивановича /Так папу величали окружающие/– Светлана Валентиновна. Но при нем девочку старались не баловать, понимая, что где-то он прав по-своему и не лишая его этой микроскопической возможности поучаствовать в формировании мировоззрения подрастающей дочурки и внучки в одном лице.
– Ницего,– отвечала обычно Галка и добавляла, тоже обычно.– Я самая класивая в глуппе.
– Так о себе говорить, Галина Егоровна, не правильно. Плохо когда человек сам себя хвалит,– пытался вразумить дочь папа.
– Я не хвалю, папоцка. Это плавда,– возражала ему дочь, хлюпая носом и доводя этим фактом женщин до паники.
– Ребенок простудился,– вскакивала со стула бабушка и вслед за ней вскакивала мама, бросаясь к домашней аптечке за градусником. Папа на ближайшие несколько дней от воспитания дочери отстранялся и ходил по квартире / тоже хрущебной, но трешке/ на цыпочках. И вот эта "красавица" проживала с Костиком на одной площадке лестничной, прямо напротив, так что с самого утра сначала они встречались сопровождаемые родителями в садик, а потом здесь же конвоируемые ими в школу.
– Здлавствуй, Кость – вылви гвоздь,– обычно приветствовала его Галка, радуя родителей зачатками поэтического дарования, который у девочки проявился с самого раннего возраста. Родители Костика тоже радовались, что их сын ходит в одну группу с таким одаренным ребенком и только "Кость" не радовался, потому что очередную "кричалку" Галка несла в детсад и совершенно бескорыстно озвучивала ее для всех уши имеющих. Правда, потом девочка подросла и к классу пятому прекратила Костика дразнить почти. То есть регулярно перестала, а стала это делать только когда пребывала в скверном расположении духа, что к счастью с Галкой случалось редко. Девочкой она росла живой и непосредственной. Да и кроме Костика, для ее острого язычка всегда находились объекты, на которые так же следовало обрушить неиссякаемый потенциал поэтического дарования. Тем более что как оказалось для слова "Кость" рифмы подбирать оскорбительные не так уж и просто. Мало их, если уж на то пошло. Раз, два и обчелся. Кость – гвоздь – трость – гость, что там еще? Так что Галка их все быстренько перебрав, начала повторяться, а это уже не впечатляло и звучало не так оскорбительно. Да и подружились они с Костиком, привыкнув по-соседски друг к дружке, ощущая себя чуть ли не братом и сестрой, так что дразнилась теперь Галка исключительно рассердившись за что-то на брата-соседа и особенно при этом рифмы не подбирая:
– Ты, Кость, совсем тупой, да-а-а?– язвительно спрашивала она соседа, когда тот со второго раза что-то не понимал. А жизнь в стране и городке тем временем забурлила, вырвав из "спячки" различные силы, о которых и не подозревали обыватели, застигнутые ими врасплох. Рыночная экономика началась со стрельбой. Перестройка, плавно перетекла в Перестрелку. Трудные времена начались у населения. Как-то дружненько позакрывались промышленные предприятия, почти все в городе и родители Костика и Галки стали безработными. Оба они уже учились в пятом классе и, понимание происходящих перемен было на этом же уровне, однако оба заметили, что как-то скудно вдруг стало на столе. Рацион разнообразием перестал блистать. Он и раньше разносолами не баловал, но тут и вовсе стал скудным.
Родители, вытаращив глаза, метались с утра до ночи в поисках выхода из тупика и папа Галкин – Егор Иванович, первым сообразил заняться спекуляцией. Умотал в Турцию. Вернулся с барахлом из-за бугра и так его удачно реализовал на толкучке, что примером этим убедил и папу Костика, которого мама пилила с утра до ночи, в выражениях не стесняясь. Эдуард Александрович даже в запой однажды ушел, чего с ним никогда до этого не было. Накидался по самые уши с местным сантехником дядей Васей, приполз домой "на бровях" и впервые вел себя в родной "хрущобе" неадекватно. Бузил, короче. На другой день просил прощения и мама высказала ему свои претензии, разумеется все, и всего за пару часов, посверкивая свежим фингалом. Папа не рассчитал накануне сил. Хотел для убедительности, свои слова, накопившиеся и рвущиеся из глубин души, жестом усилить. Махнул кулаком, а мама рядом вертелась, метрах в трех… зацепил нечаянно.
Повезло можно сказать маме, что в трех метрах находилась в этот момент. Кулаки у папы рабоче-крестьянские и не дай Бог, если бы в двух метрах или в одном… Остался бы тогда Костик сиротой скорее всего в тот злополучный день. А так, в результате последующих словопрений, в которых папа принимал участие как сторона "ответчик", ему было указано на его некоторые недостатки и, он наконец-то гордыню свою пролетарскую признал "совковостью", согласившись отправиться в забугорье с папой Галкиным. Съездил и очень удачно причем для новичка и первого раза. Две огромные сумки припер с барахлом. А уезжал с литром водки, двумя подсвечниками бронзовыми и двустами долларами, которые мама заняла у подруги.