Смутные времена. Книга 2

Захаров Николай Львович

И Морелль вынужден был сносить эти насмешки, так как Геринг являлся наци №2 и даже Фюрер не смог бы защитить своего личного врача, если бы Герман решил, что тот опасен для него лично. Но пока Геринг был уверен лишь в том, что от "лечения бычьими яйцами" Фюреру такая же польза, как мертвому от припарок и позволял Мореллю, лизать Адольфу Гитлеру зад. С Борманом, однако, Геринг не мог вести себя так же как с личным врачом. Этот проныра, хоть и вонял как прокисший сыр, но слишком набрал за последние годы влияния и не только на Фюрера, но и был кое в чем уже просто незаменим. И его Геринг с удовольствием увидел бы в числе своих сторонников, тем более что Борману хватало ума не выступать против Рейхсмаршала явно.

В закулисье Третьего Рейха шла грызня за власть. За явную и тайную. За власть настоящую и будущую. Борьба корыстолюбивых негодяев и узколобых приверженцев кровавой идеологии. Возня эта, перетасовывала персонажи, как карты в колоде и каждый, возомнив себя козырным тузом, остальным отводил роль в лучшем случае козырной шестерки. В этой колоде место для доктора-шарлатана было определено Рейхсмаршалом одно из самых последних, и он искренне удивлялся, слыша его имя все чаще и чаще. Место даже козырной шестерки для этой свиньи, казалось Герингу чрезмерно высоким в политической колоде Рейха. Но Морелль будучи свиньей в бытовом смысле, не был глуп и понимал, что Фюрер рано или поздно от его лечения предстанет перед Создателем, а на его место Рейхсканцлера усядется кто-то из ближнего круга и не желая терять приобретенного за последние годы движимого и недвижимого имущества, терпел издевательства Геринга, присматриваясь к прочим соискателям. Борман, по его мнению, вполне годился на эту роль и Морелль всячески демонстрировал ему свои симпатии.

– Добрый день, доктор, как самочувствие сегодня у Фюрера?– протянул ему руку Борман и Морелль, пожав ее, весело прищурил поросячьи глазки.

– Я сделал ему несколько инъекций и сейчас Фюрер бодр и жизнерадостен. Кризис миновал и я надеюсь, что это свидетельствует о том, что лечение мной назначенное, приносит положительные результаты.

– Хорошо,– обрадовался Борман.– Я попрошу вас о маленьком одолжении, герр Морелль, не могли бы вы отложить ваши дела на четверть часа? Боюсь, что Фюреру могут не понравиться некоторые сообщения из России. Он так раним. Ваша помощь может понадобиться, доктор.

– Я рядом,– кивнул с готовностью Морелль и присел на стул для посетителей. Борман признательно улыбнулся лечащему врачу Фюрера и указал переводчику Паулю на свободный стул рядом с ним.

– Ждите, Пауль, и будьте готовы, вас позовут.

Фюрер работал, он стоял, вцепившись в спинку кресла и, диктовал свою очередную речь стенографисткам, не успевающим ее записывать. Две девицы, поджав сосредоточенно губки, строчили в блокнотах, боясь пропустить что-либо и, испуганно дергались обе, понимая, что смысл ими давно утерян. Адольф и сам давно уже потерял нить логическую и, прыгая с пятого на десятое, просто злословил, проклиная вся и все.

– Германия не позволит Англии, Америке и России диктовать миру политические приоритеты,– орал Гитлер, стуча себя кулаком в грудь.– Мы заставим этих евреев-большевиков считаться с нами. Армия и флот Германии, вот что заставит этих подонков быть покладистыми. Мы поставим их на колени и приведем к покорности всех. Плутократию Америки, дельцов с Уол-стрит и жидов-комиссаров засевших в московском Кремле. Нацисты, я – ваш Фюрер, долго терпел и, будучи миролюбив в душе, всячески старался найти пути к мирному сосуществованию с соседними странами. За прошедшие годы, мною не раз принимались решения самого миролюбивого свойства, позволяющие им протянуть нам руку дружбы, но что Германия видела в ответ? Агрессию, агрессию и агрессию. Довольно терпеть это вопиюще пренебрежительное отношение, сказал я себе…– Фюрер озвучивал очередную речь, обращенную к членам партии национал-социалистов. Увидев Мартина Бормана, он прервал словесный поток и, повернувшись к нему всем корпусом кивнул, протягивая руку и выхватывая нетерпеливо протянутую папку из его рук. Борман, не ожидавший

такой жизнерадостности и прыти от эмпатогенно стимулированного Фюрера, папку протянутую отпустил не сразу и Фюрер нетерпеливо дернув ее на себя, сердито нахмурился.

– Ну?– нетерпеливо дернул папку более резко Рейхсканцлер и она, отпущенная Борманом, раскрываясь в полете, пронеслась над головами девиц-стенографисток, просыпаясь на их головы конвертами, телеграммами и прочей макулатурой. Девицы инстинктивно пригнулись и кинулись собирать почту, разлетевшуюся по всему кабинету.

– Прошу прощения, мой Фюрер,– пробормотал Борман, оббегая Рейхсканцлера на расстоянии оговоренных трех метров и торопясь принять участие в сборе корреспонденции. Гитлер промолчал в ответ и, взяв конверт, упавший на сиденье его кресла, уселся молча и одел очки. Достав из конверта лист бумаги, уставился на рисунок с надписью на нем и спросил сварливым голосом:

– Что это? От кого?

– Это письмо доставлено в канцелярию сегодня утром, мой Фюрер, с курьером. Из России,– пояснил из-за его спины Борман.

– Опять?– амфетамины продолжали благотворно действовать на организм Фюрера и он воспринимал реальность пока вполне благожелательно.– Что здесь написано?

– Сейчас. Пауль ждет за дверью,– Борман поскакал к двери, подгоняемый в спину фразой Рейхсканцлера:

– Сюда и живо.

Пауль, поприветствовав главу государства и партии, прошел к столу и с готовностью перевел текст:

– Ты снова в дерьме. Твои Карл и Фридрих.

Гитлер, услышав перевод, начал медленно приподниматься из кресла, хватаясь за край стола. Но ноги, вдруг ставшие ватными, не желали разгибаться и он рухнул обратно.

– Повтори, что там написано?– прошипел Фюрер, хватая Пауля за рукав.

– Ты снова в дерьме. Твои Карл и Фридрих,– послушно повторил переводчик.

– Дай сюда,– Гитлер выхватил из его руки лист и уставился на свою карикатуру с кулаком и пальцем уперевшимся в нос.

– Русская дуля,– продемонстрировал хорошую память Фюрер и принялся рвать в клочья лист.– Дуля, дуля, дуля!!! На, на, на!!! – орал Рейхсканцлер, швыряя клочки бумаги в Бормана и Пауля.

– Зови доктора,– шепнул Паулю на ухо Борман и тот вылетел пулей из кабинета, а появившийся немедленно Морелль, подкатился колобком к креслу Рейхсканцлера и захрюкал успокоительно и нежно:

– Мой Фюрер, успокойтесь, не принимайте близко к сердцу происки ваших врагов. Они спят и видят, как вы, потеряв хладнокровие, выпускаете рычаги власти из рук.

– Верно, верно, Теодор, они спят, они видят, они мечтают, они рычаги… мерзавцы. Это евреи. Нужно решить окончательно эту проблему. Всех ликвидировать.

– Мой Фюрер, примите вот эту пилюльку и вам сразу полегчает.– Морелль вытряхнул из флакона таблетку и протянул ее на ладони Рейхсканцлеру. Гитлер взглянул на пилюлину желтого цвета и, схватив ее, сунул в рот.

– Вот и хорошо, вот и отлично. Очень хорошо, мой Фюрер. Сейчас вам станет гораздо лучше. Сделаем вам пару укольчиков и ваша нервная система, получит помощь,– хрюкал Морелль, суетясь вокруг своего пациента и делая знаки стенографисткам, чтобы убирались прочь. Девицы выскочили из кабинета, вытаращив глаза и следом за ними поспешил Мартин Борман, но был остановлен Фюрером.

– Останьтесь, Мартин.

Борман замер, соображая, как следует понимать это обращение к нему. Дружеское или нет. Судя по интонации – нет, а судя по "Мартин" – да. Борман вернулся и послушно встал за креслом в трех метрах.

– Что там в Берхтесгадене?– пилюлина подействовала и Фюрер справился со своим нервным срывом.

– Все в порядке, мой Фюрер. Последствия нападения устранены, объект Х666Х, перемещен согласно предписанию.

– Расследование ведется? Что? Кто?– Фюрер выкрикивал вопросы нетерпеливо, впадая в истерику.