Авантюристы
Шрифт:
— Отпустите немного!.. Так… будет… держите крепче!..
Он вытянулся во весь рост, придерживаясь за край обрыва, и глянул в бездну.
— Вижу, вижу, — проговорил он радостно, — сударыня, держитесь! Подождите несколько секунд, только не оглядывайтесь в пропасть и не шевелитесь.
Ему представилось страшное зрелище, от которого леденела кровь. Молодая красивая женщина, смертельно бледная, упершись ногами в край отвесного обрыва, нависшего над морем, и прижавшись к такой же отвесной стене, отчаянно держалась руками за выдающийся из скалы камень. И над нею, и под нею изрытые бороздами стены скал.
Белокурый смельчак в мгновение ока сообразил, как ему начать действовать.
— Держитесь! — крикнул он снова. — Я сейчас к вам… Потяните меня!
Его потянули за ноги. Со вздувшимися на лбу жилами, с налившимися кровью глазами поднялся он на ноги и торопливо пошел вправо в обход острого выступа. Там вела влево вниз узенькая покатость вроде карниза. Он пошел по этому карнизу, обрушивая камни, которые скатывались с кручи, прыгали по острым выступам скал и с гулом низвергались в море. Несколько ниже он уже должен был ползти, чтобы приблизиться к краю обрыва, к тому самому месту, где несколькими четвертями ниже он уже видел оцепеневшие на камне пальцы молодой женщины, а еще ниже — ее мертвенно-бледное лицо и глаза, в которых виднелся невыразимый ужас. Черные волосы ее в беспорядке падали на белое платье, а соломенная шляпа с голубыми лентами глубоко-глубоко внизу колыхалась на гладкой синеве моря.
Смельчак был у цели. Он опустился на колени, уперся этими коленями в выдавшийся перед ним камень и нагнулся.
В одно мгновение жилистые руки его вцепились в прикипевшие к камню руки молодой женщины, словно тисками сжали кисти их и потянули…
Но опора для смельчака, колени, была слишком слаба в наклонном положении, а тяжесть повисшего в его руках тела слишком велика… Он собрал все свои силы: лицо его побагровело от натуги… Еще мгновение — и две жертвы разом стремглав полетят в море…
Но он осилил! Женщина была подтянута на уступ; только она была уже без сознания.
— Она спасена! Молитесь Богу! — огласил скалы и море радостный крик.
— Маша моя! Маша моя! — рыдал от счастья муж, но выступ скалы мешал ему видеть, что делалось внизу. — Маша! Голубка! Иди скорей!
— Она в обмороке! Погодите! — отвечали снизу.
Обморок продолжался, впрочем, недолго. Она открыла глаза. Над нею, стоя на коленях, склонился кто-то незнакомый и держал ее за руку. Над нею, выше, нависли скалы, а там, глубоко внизу, синело ужасное море. Она вспомнила эти голубые глаза, которые глядели на нее в самую страшную минуту жизни.
— Вы спасли меня… Кто вы, добрый ангел? — слабо спросила она.
— Я, сударыня, странствующий воин-иностранец.
— Ваше имя, сударь мой?
— Барон фон Вульф, к вашим услугам.
Она притянула его руку к губам и поцеловала.
— Что вы, сударыня! — вырвал он руку.
— Я должна ноги ваши целовать… Я так хочу жить!
Поддерживаемая своим спасителем, она поднялась.
— Да, я здесь было погибла… Тут камни осунулись…
— Дайте руку, вот так… держитесь… сюда ступайте… не глядите вниз…
— С вами я не боюсь.
— Ступите ногой вот сюда, так… Придержитесь за этот уступ…
— Благодарю, вы мой спаситель!
— Вот мы и выбрались! — радостно сказал наконец фон Вульф. — Вот ваша супруга, государь мой! Берегите ее…
Толстяк бросился на колени, плакал и не знал, чьи ноги обнимать — женщины ли от радости или ее спасителя…
— Машурочка моя! Голубушка!.. Государь мой! Спаситель! Милостивец!
— Поздравляю! — обнимал своего друга Милашевич. — Ты герой!
Толстяк не скоро пришел в себя. Он порывисто обнимал жену и ее спасителя.
— Государь мой! Кому я обязан спасением моего сокровища? — бормотал он. — Кого я должен благодарить, за кого молиться?
— Имею честь рекомендоваться: майор прусской службы, барон фон Вульф, а это мой друг корнет Милашевич, — отвечал блондин.
— Очень рад, очень рад! Службы ее императорского величества генерал-майор Ляпунов, Ляпунов-с… сочту за честь… жена моя, Мария Дмитриевна-с… Ах ты ласточка моя!.. Да как ты туда угодила? Я и опомниться не могу… вдруг слышу, крик… Ах ты, Господи!.. Ах вы, благодетели мои!
— У меня до сих пор руки и ноги дрожат, — сказала молодая генеральша, — я сяду.
— Садись, садись, Маша! Ишь бедная!.. И как это тебя угораздило?
— В самом деле, сударыня, — вежливо обратился к ней фон Вульф, — расскажите, как вы там очутились?
— Стыдно и признаться, — отвечала молодая женщина, краснея, — просто по глупости, по капризу… В Крыму я первый раз теперь: к мужу вот из Москвы приехала.
— А я, государи мои, — пояснил генерал, — командирован был сюда по подводной части, насчет поставки лошадей под государынин вояж, а жена в Москве оставалась.
— Так вот я и приехала сюда на днях, а сегодня мы с мужем променад учинили сюда, хотелось мне все эти места видеть. Мы и приехали сюда, вышли из коляски и подошли вот к этому месту. Мы и сели здесь полюбоваться морем и этой бездной. Все это мне так понравилось, так понравилось, что я, кажется, не ушла бы отсюда.
Милашевич украдкой, но многозначительно взглянул на своего друга.
— Сижу я и любуюсь, — продолжала генеральша, — а он и вздремнул.
— Да, государи мои, согрешил, — перебил ее муж, — задумался это, загляделся на сии красоты и заснул грешным делом.
— А я сижу и слушаю, как чайки кричат, — снова продолжала генеральша, — и вижу я, что вон там, у того обрыва, одна чайка все садится; я и догадалась, что там у нее гнездо и дети, я видела, как она их кормила. А я молодых чаек никогда не видала, и захотелось мне взглянуть на гнездо. Я же в девушках ужасная была шалунья, в деревне у себя и по горам, и по оврагам, и по деревьям лазила, и вообще лазить мастерица. Вот и я спустилась туда вон, откуда вы меня втаскивали наверх, — обратилась она к фон Вульфу, вся вспыхнув, — хотела я шагнуть туда дальше, на ту сторону, чтоб добраться до чайкина гнезда, а подо мной камни и обсыпались, я и покатилась вниз, да, слава Богу, зацепилась за выступ, где вы меня и спасли… Замедли вы минуту, и меня не стало бы в живых: я уж и так отдавала душу свою Богу.