Авантюристы
Шрифт:
— Какая, Федя, баба? — заинтересовался Алеша, подпоручик Дорожинский.
— Генеральша одна.
— Тьфу!.. Старуха?
— Врешь, подлец, молодая.
— Постой, Федя, я поиграю на гуслях, а ты попляши.
— Убирайся ты к черту с твоими гуслями!
Но пьяненький Алеша не унывал. Он подсел к стоявшим в комнате гуслям и стал играть. Гусли поставлены были в офицерской для развлечения арестованных господ офицеров.
— Федя! А Федя, — перестав играть, заговорил он.
— Что? Какого тебе еще черта? — сердито спросил фон Вульф.
— Как
— Отвяжись! Машенькой.
Дорожинский заиграл модный тогда гусарский романс на стихи Державина «Песенка», которые напечатаны были в августовской книжке "Санкт-Петербургского вестника" за 1780 год, и запел довольно приятным тенором:
Цари! вы светом обладайте,Мне не завидна ваша часть,Стократ мне лестнее, вы знайте,Над нежным сердцем сладка власть;Деритесь, славьтесь, устрашайте,А я под тенью мирт стоюИ — Машеньку мою пою.Пение вызвало в фон Вульфе нежные чувства, и он бросился обнимать своего друга.
— Алеша! Голубчик! Вот удружил! Никогда не забуду! Знаешь что?
— А что?
— Поедем ко мне.
— Куда?
— Да в мой дом… Ведь у меня в Москве, брат, свой дом, барский.
— Да нас, Федя, отсюда не выпустят.
— Кто смеет не пустить! — закричал фон Вульф. — Эй, вахмистр! — крикнул он, отворив дверь.
На зов явился старик солдат и остановился у притолоки.
— Чего изволите, ваше благородие? — спросил он.
— Кликнуть сейчас карету!
— Какую карету, ваше благородие?
— Мы вот с Алешей поедем ко мне.
— Этого, ваше благородие, нельзя-с.
— Как нельзя? Пошел вон! Покликать карету!
— Я вам с учтивством, ваше благородие, докладываю: я вас не пущу, не приказано.
— А! Не пустишь! Не пустишь, гарнизонная крыса!
Фон Вульф схватил старика за шиворот и тряс как грушу. На выручку старика вбежал капрал.
— Что здесь за шумство! — крикнул он. — Я солдат позову.
— А! Солдат позовешь! — накинулся на него Алеша.
— Беспременно позову, здесь не кабак.
— Вон! Видишь, гнилая крупа!
И Алеша вынул из-за пояса пистолет. Другой торчал у него там же.
— Вон! А не то… Ты знаешь, каналья, что мы офицеры? — кричал он.
— Вон! — повторил и Вульф, бросив трепать вахмистра. — Налево кругом, марш!
И вахмистр и капрал должны были удалиться, потому что они справедливо опасались, как бы арестованные офицеры не пустили в дело пистолетов.
Оставшись вдвоем, буяны успокоились. Дорожинский опять присел к гуслям и запел:
Цари! вы светом обладайте…А фон Вульф опять стал шагать из угла в угол и разговаривать сам с собою.
— Это он из ревности, старый башмак… Он давно догадывался, что Маша ему рога приставила… Еще бы, старый тюфяк! Ein plumper Kerl!.. А холуям его от меня еще достанется, не доноси!.. Нет, уеду опять в Цесарию, а оттуда в Турцию. В этой варварской стране жить нельзя, за всякий пустяк арестуют, Donner-Wetter! [11] И Маша уедет со мной, теперь он ее поедом ест… Дом продам, и уедем…
Note11
Черт возьми (нем.).
— Эй, господин барон! Вы что, меня не слушаете? — перестав играть, заговорил Дорожинский.
— А ты что пел? — спросил фон Вульф.
— Что? А разве ты не слыхал?
— Не слыхал, Алеша.
— Я… я Машеньку твою пою.
В это время в комнату вошел дежурный офицер с секретарем надворного суда и с шестью стоявшими на карауле солдатами.
— Здравствуйте, господа, — сказал офицер.
— Здравствуйте, — отвечал фон Вульф. — Что вам угодно?
— Мне приказано отобрать у вас оружие.
— Со мной нет оружия.
— Но у господина Дорожинского за поясом пистолеты.
— Да-с, — отвечал Дорожинский запальчиво, — есть, только я их не отдам вам, господин офицер. Они мне нужны для защиты.
— На вас никто не нападает.
— Сейчас нападали.
— Кто же?
— Нахал капрал и вахмистр.
Не успел он это выговорить, как солдаты бросились на него и схватили за руки. Началась борьба. Дорожинский успел повалить двух солдат, но другие держали его за руки.
— Барон! Федя! Друг! На выручку! — кричал арестуемый.
— Пустите его, — вмешался было барон фон Вульф; но офицер с секретарем и двумя солдатами заступили ему дорогу.
— Подлец! Канальи! Разбойники! — кричал Дорожинский.
Но его повалили на пол и отняли пистолеты. Пистолеты оказались заряженными. Дорожинский продолжал наступать на солдат.
— Перестаньте буйствовать! — закричал на него секретарь. — А то я велю вас обоих связать.
— Связать! Меня? — подступил к нему фон Вульф.
— Да, и тебя, не посмотрю, что ты барон, может быть, ты бродяга!
— Я бродяга!
— Да, праздношатающийся, может быть, самозванец.
— Так вот же тебе, н-на!
Звонкая пощечина огласила комнату, и секретарь, схватившись за щеку, стремительно убежал в судейскую камеру.
Офицер старался успокоить расходившегося барона, говорил, что секретарь сам виноват в получении удара по щеке, что он не смел говорить так дерзко офицеру и что он за это будет наказан; но что и господину барону не следовало прибегать к самоуправству. Пистолеты же ни в коем случае нельзя было оставить у господина подпоручика, что это строго воспрещено законом.