Авеню Анри-Мартен, 101
Шрифт:
— Вы мне обещали, — с мольбой в голосе произнес несчастный.
— Что обещали?
— Что оставите в покое мою жену и дочь.
— Обещания, обещания… Мы здесь только и делаем, что даем обещания, а потом получаем за это нагоняй от патрона.
— О! Нет… это неправда! — взвыл тот, с трудом открывая рот, превратившийся в сплошную рану.
— Давай, вставай!.. Патрон не совсем уверен, что ты нам рассказал все, что знаешь.
Мужчина подполз к ногам своих палачей, заливавшихся смехом.
— Уверяю вас, я вам рассказал все, все выдал: имена, пароли,
— Хватит! Нас ждет машина… Перестань хныкать, как баба, на тебя будут обращать внимание. Плачущий мужик — это отвратительно. Вставай…
— Вставай, дерьмо, — сказал другой, — ты что, думаешь, мы понесем на руках какого-то паршивого доносчика?
Рыдания внезапно оборвались. Скрючившись за статуей, Леа увидела, как это существо, которое, казалось, потеряло человеческое достоинство, выпрямилось, поднялось на колени, потом встало на одну ногу, затем на другую. Человека шатало из стороны в сторону, но он стоял, страшный, жалкий… Глаза его превратились в щелки, повисшая нижняя губа разорвана, на шее виднелись синяки, а с пальцев были сорваны ногти. Он медленно подошел к своим истязателям и, остановившись перед старшим, спокойно плюнул ему в лицо.
В руках второго тотчас появилось оружие.
— Оставь, Бернар, он будет рад, если ты его прикончишь.
Пинками они вышвырнули его за дверь.
Шум лифта вывел Леа из оцепенения. Она вскочила на ноги, и как раз вовремя. Из кабины, смеясь, вышли две молодые элегантные женщины. В то же время какие-то респектабельные господа позвонили в дверь бюро закупок. Никто из них не обратил внимания на кровь на полу.
Словно зачарованная, Леа продолжала стоять возле этой двери.
«Мне нужно уходить», — твердила она себе, не в силах шевельнуться, как будто ожидая какого-то события, которое помогло бы ей осознать — не то, что она видела, а причину этого. Леа чувствовала, что не должна здесь оставаться, ведь она даже никого не предупредила, что пойдет сюда. Нужно бежать как можно скорее, иначе они схватят ее, и ей придется испытать то же, что и Саре или этому несчастному, упавшему так близко от нее.
Застыв на месте, она не слышала, как открылась стеклянная дверь. Когда же Леа повернулась, чтобы уйти, то увидела перед собой очень хорошо одетого мужчину, невысокого, худого, с темными, тщательно уложенными волосами, нервно раскуривающего сигару и разглядывающего ее серо-зелеными глазами.
— Вы, несомненно, кого-то ищите, мадемуазель. Могу я вам помочь?
Это было произнесено любезным тоном, но тревога сдавила горло Леа.
— Можно подумать, что я внушаю вам страх. Неужели у меня такой ужасный вид?
Она отрицательно покачала головой, пытаясь собоаться с мыслями и подобрать подходящий ответ. И тут в глаза ей бросилась табличка с надписью «Бюро закупок». В ее памяти всплыл рассказ Франсуа Тавернье.
— Мне сказали, что здесь покупают драгоценные металлы.
— Это верно. Вы хотите продать драгоценности?
— Да, фамильные драгоценности.
— Понимаю, мадемуазель, сейчас трудные времена и иногда
Он открыл дверь своим ключом и посторонился, пропуская ее. В большой прихожей было много народа: господа, которых она только что видела, мужчины в пиджаках, под которыми угадывалось оружие, три одетые в черное женщины, плачущие в углу. Прямо перед ней, прислонившись к стене, со связанными руками и ногами сидел на полу молодой человек с грязной повязкой на лбу. Казалось, что он спит. Девушку, всю в слезах, в разорванной одежде, вытащили из одной комнаты и, несмотря на ее протесты, затащили в другую. Присутствующие, казалось, ничего не замечали.
Леа резко обернулась.
— Что здесь происходит? Кто эти люди? Что они делают с этой женщиной? И прежде всего, кто вы такой?
— Вы правы, извините, я забыл представиться: Кристиан Мазуи, директор Французской экономической службы. Вот моя визитная карточка. Что же касается присутствующих здесь женщин, то они, как и вы, желают что-то продать. Прошу вас, проходите в мой кабинет, сейчас я вызову секретаря.
Кабинет Мазуи оказался большим и светлым. Обшитые красивыми деревянными панелями стены, великолепный мраморный камин, массивный стол, на котором стояла фотография женщины с двумя девочками, тяжелые кожаные кресла… Стеклянная дверь вела во внутренний садик. Здесь было тепло.
— Прошу вас, садитесь. Не хотите ли чего-нибудь выпить?.. Может быть, шампанского, это поможет вам немного освоиться… Устраивайтесь поудобнее. Снимите эту мокрую канадку, вы можете простудиться. Здесь не так уж и тепло. Что вы хотите — война! Я прикажу разжечь камин.
— Спасибо, не стоит беспокоиться, мне не холодно.
— Ну, будьте же разумны, оставьте это.
Тон его изменился. Леа послушалась. В этот момент вошел усатый лысоватый мужчина лет пятидесяти. У него были густые брови, оттеняющие очень светлые глаза.
— Здравствуйте, месье. Вы меня вызывали?
— Входите, Амбер. Представляю вам мадемуазель… В самом деле, а как же вас зовут?
Застигнутая врасплох, Леа пробормотала:
— Дельмас.
— Мадемуазель Дельмас. Очень хорошо. Мадемуазель Дельмас хотела бы нам предложить кое-какие драгоценности… Мы с ней это обсудим. А вы пока разожгите, пожалуйста, в камине огонь, здесь очень холодно.
— Однако, месье, все радиаторы включены.
— Не обсуждайте, делайте то, что я говорю.
В то время как Амбер хлопотал возле камина, Мазуи открыл стеклянную дверь, наклонился и взял с пола бутылку шампанского.
— Трудно найти лучший холодильник в такое время года, — торжествующе произнес он.
Из ящика бюро он достал два бокала.
— Нет, спасибо, я не хочу, — сказала Леа.
— Если вы не согласитесь выпить со мной, я расценю это как оскорбление. Самые лучшие сделки заключаются за столом или с бокалом в руке.
Смирившись, Леа смотрела, как он разливает пенящийся напиток. Когда она взяла протянутый бокал, ее рука уже не дрожала.