Аверс
Шрифт:
Вечером они смотрели шоу в большом общем зале. На столе перед ними большая фруктовая тарелка, заботливо перенесенная из домика. На сцене на смуглых, гибких женщинах мало что надето. Ушки на головах и кружевные манжеты, спускающиеся на пальцы, имитирующие лапки. Они настоящие акробатки, опираются на веревки, крутятся и вертятся, связывая себя прямо в воздухе, накладывая узлы на кожу.
— Красиво, — томно говорит Ника, ей хочется попробовать, научиться.
— Я предпочитаю связывать сам, — Льву тоже нравится, но он считает, что потеряет значительную часть кайфа, не стянув узел самостоятельно.
— Я вся твоя, — приглашающе улыбается ему девушка, ничуть не огорченная внезапными ограничениями, в его руках будет лучше.
Они не успели попробовать, слишком сильно затягивает
Август подходил к концу. Ника радовалась теплой погоде и неспешно шла в сторону цветочного салона. Рядом с ней затормозила незнакомая черная машина, из-за руля быстро выбрался крупный мужчина и вырвал у нее сумку из рук, прежде чем она успела по-настоящему испугаться. Вырубить человека совсем несложно, главное сильно ударить по голове. Она не успела крикнуть, упала прямо на едва прогретый асфальт.
Глава 23. Погреб
Ника очнулась от холода. Она свернута калачиком, лежит на чем-то твердом, дышать тяжело, сильно пахнет пылью, общую темноту пронизывают тончайшие ниточки света. Руки ее завернуты за спину и крепко связаны между собой, рот затыкает тряпка, обмотанная поверх скотчем, его липкие полосы ощущаются на щеках. Тесная коробка движется вместе с ней, покачивается и подскакивает. Она в багажнике. Ника не разглядела похитителя, но сомнений у нее практически никаких. Она не плачет, ей даже не хочется, хотя в груди образовывается целый ледяной комок, созданный из страха. Девушка думает о Льве, но не рассчитывает на его помощь. Не сомневается в нем, он будет искать. Она слишком много скрыла о своей прошлой жизни. Об Аркадии не знал никто, включая ее родителей и сестер. Если ее найдут, произойдет это нескоро, в любом случае, слишком поздно. Ника не пробовала свои путы, у нее все равно не хватит времени освободиться, пусть она прощупает слабину. Просто постаралась лечь поудобнее в еще более компактную позу, чтобы согреться и начала готовиться. Не внешне, внутренне. Многое зависит от того, насколько холодную голову она сможет сохранить. Эмоции не должны ее захлестывать. Надежд поговорить с Аркадием, разобраться и расстаться мирно она не питала. Ехали они долго, Ника успела наполовину заледенеть, другая половина безнадежно затекла.
Наконец, машина остановилась. Девушка замерла, ей хотелось стать маленькой и незаметной, вернуться в надежные руки Льва, вообще сегодня не выходить из дома, рассказать Терновскому все без утайки. Зачем она скрывала? Она знала ответ. Из-за стыда, совсем не тематического, не имеющего ничего общего с возбуждением. Она стыдилась Аркадия, тех вещей, что он с ней делал, ничуть не меньше, чем наоборот. Лучше позабыть и никогда не вспоминать какой ничтожной она была рядом с ним, как низко пала. Прошлое не пожелало ее отпустить, распространялось, как черная плесень, разветвившаяся и захватившая в итоге ее новую жизнь.
Открылась металлическая крышка багажника, обычный дневной свет сразу ослепил девушку. Она не притворялась и отчаянно жмурилась. Они во дворе частного дома, забор высоченный, кричать невозможно, рот надежно перекрывает кляп. Мужчина намного крупнее нее с легкостью достал ее из багажника, поставил на ноги. Стоять Ника не могла, ноги подкосились, и она упала ничком, связанные руки вперед не выставить, чудом не разбила лицо об бетонированную дорожку, уткнувшись в цветочный куст, поцарапалась. Аркадий не пытался ее словить, выматерился и снова вздернул на ноги, уже не выпуская. Повел или скорее поволок к дому.
Мрачноватое, деревянное двухэтажное строение, окошки небольшие и на первом этаже сплошь зарешеченные. Ника не шла сама, зато смотрела во все глаза. Сначала зашли на широкую, захламленную веранду, заменяющую сени. В правом углу складированы коробки вперемешку со старой, сдвинутой в кучу мебелью и садовыми инструментами. Слева в паре метров от входной двери в полу квадрат открытого подпола, верхняя крышка, она же часть пола, прислонена к стене, глубже тоже видна решетка. Не зря он его распахнул. Собирается в погребе ее держать,
Мрачно молчащий мужчина швырнул ее к стенке, обеспечив весьма сомнительную опору и потянулся к стулу явно вытащенному из общей кучи, на его пропыленном матерчатом сиденье целый ворох совершенно новых навесных замков, покрытых машинным маслом, блестящих и различающихся в мелочах, сбоку у них торчат связки ключей, по два-три на кольце. Аркадий взял один из кучи и запер дверь на веранду, продев его в металлические кольца, пробои есть не только снаружи, но изнутри. Дом принадлежал человеку, помешанному на запорах и дополнительных средствах защиты.
Схватил за предплечье и потащил ее дальше, дверь в дом просто запер на все дверные замки и засов. Толкнул ее в центр главной комнаты, ушел буквально на минуту. Принес с собой кухонный нож. При виде полоски железа Ника задрожала, она с трудом держалась на ногах, заметно покачиваясь из стороны в сторону.
— Поговорим, сучка, — обратился к ней впервые с момента встречи бывший любовник и господин, грубо развернул к себе спиной и полоснул ножом по лентам строительного скотча.
Сначала девушка морщилась и растирала ничего не чувствующие руки, кляп пришлось отлеплять от лица самой. Аркадий сел в кресло из комплекта почтенной мягкой мебели советского образца. Не выглядел хозяином жизни, плечи опущены, смотрит исподлобья, глаза налиты кровью, весь зарос щетиной. Ника его почти не узнавала, настолько изменился, но страшная, давящая аура, напоминающая непроницаемое кровавое облако осталась. Ей совершенно необходимо говорить, нужно постараться пережить первую волну и попробовать спастись. Шансов немного. Пока кляп был во рту, казалось, она захлебнется собственной слюной, стоило избавиться от него, рот мгновенно пересох. Ника села прямо на пол, подобрала под себя ноги, она маленькая и безобидная, не собирается сражаться, у нее бы не получилось в любом случае.
— Что я сделала, Аркадий? — потребовалось собраться и применить все способности, чтобы по щекам потекли первые слезы, они ему не понравятся, но смягчат, пусть сам за собой не заметит. — Ты написал, что я не нужна, дом разгромил. Как я могла там оставаться?
Совершенно справедливые озвученные воспоминания его не тронули, Аркадий недобро оскалился.
— Неважно, что я сказал или сделал, ты должна была ждать. Родилась сукой, так хоть будь хорошей сукой. Видела фильм «Хатико»? Вот как себя следует вести. Я тебя поучу, жаль учеба будет не впрок.
— Когда ты позвонил, я не могла, он бы меня не отпустил, — словно не слыша его рубленых злых фраз, продолжала лихорадочно частить Ника, в их нынешней страшной игре совсем нет правил и правда не могла принести ей никакой пользы, поэтому соврать не грех.
— Под другого легла, блядища, — выцепил главное для себя Аркадий и потянул тяжелый ремень с пояса.
Ника продолжала плакать, сжиматься на полу, и внимательно отслеживать каждое его движение, сквозь водяную пелену катящихся безостановочно слез. Ремень — это хорошо, подумала она, не кулаки, совсем не вырубит, лишь бы не переключился в запале и не начал ее пинать. Думала она так не долго, ремень свистнул в воздухе и обжег ее лицо, задел сразу все: висок, ухо, щеку, шею. Ника вскрикнула и упала головой в пол, застеленный старым, как все здесь, паласом. Аркадий хлестал так, но под прикрытой легкой летней тканью кожей следов не видно, его не удовлетворяло. Зарычал рванул с нее кофточку, напрочь оторвав воротник и распоров рукав по шву. Ника плохо соображала ослепленная полосами жгучей боли, заключенная в ременные удары, будто в клетку, но постаралась сохранить обрывки одежки на себе, ей пригодится каждая нитка. Не добившись нужного результата, Аркадий пнул ее в живот, заставив развернуться из защитной позы. От силы удара девушка вытянулась на полу, прикрывая руками пострадавший живот. Аркадий увидел ее голые ноги, и охотно пошел знакомым, проторенным, никогда не подводящим путем, начал полосовать ее по ногам.