Август
Шрифт:
— Так что ты сказал? — спросил он у Августа. — Что, показалась сельдь?
— Да вот, говорят, — отвечает Август и встаёт, собираясь уйти. — Это всё, что я слышал.
— Ну, не так уж позарез нам нужна сельдь, я ж совсем недавно купил её на Сенье.
— И запирал у Фуглё, — напоминает Август. — Но если придёт сельдь, она понадобится и для фабрики тоже, а вот это нам нужно позарез. Будет сельдь, будут и заработок, и деньги, и работа для всех.
— А что ты стоишь? Уж не хочешь ли ты уйти? Выпей с нами кофе! Да, заработки —
Август проходит на кухню, без церемоний открыв дверь. Ане Мария поднимает глаза, сразу догадывается, зачем он пришёл, отступает назад и тихо спрашивает:
— Чего тебе здесь надо?
— Сама догадайся.
— Мальчишки вышли принести дров и сейчас вернутся, — говорит она.
— Не вернутся! — Он ничего не видит и не слышит, он обхватил Ане Марию, хочет бросить на кучу хвороста, но встречает сопротивление.
Ане Мария говорит самым решительным тоном:
— А ну, убирайся отсюда! — На него это не действует, и она с силой толкает его к стене. Но поскольку именно в эту минуту возвращаются мальчики и глядят на них во все глаза, им обоим приходится рассмеяться и сделать вид, будто они так шутят.
— Чёрт подери, до чего ж ты сильная! — говорит Август.
— Да не жалуюсь! — отвечает Ане Мария. — А вы молодцы, ребятки, что принесли так много дров, больше не надо, теперь можно сварить кофе, — говорит она и водружает котелок на треногу. Возможно, ей жалко Августа, гостя, который стоит у дверей и собирается уходить, о, Ане Мария вполне понимает, что творится у него на душе, она сочувственно улыбается и снова качает головой. — Поздно уже нам с тобой, — говорит она, — не надо выставлять себя на посмешище.
Август:
— А осенью, выходит, было ещё не поздно?
— Осенью? А где ты, спрашивается, был осенью? В отъезде. Оно и хорошо, потому что у меня появились другие заботы. Дело в том, что мы с тобой больше не годовалые телята. Наше время прошло. А теперь вернись в комнату и выпей с нами кофе. Кофе весьма полезен для людей в нашем возрасте.
Ну что тут оставалось делать? Он и пошёл вслед за ней, но по пути успел шепнуть:
— Ничего, я ещё с тобой совладаю.
— Даже и не пытайся! — отвечала она.
Впрочем, он и сам понимал, что она для него потеряна. Ане Мария сгорбилась и потому ходила теперь, задрав голову. Она была женщиной, которая осмелилась не торопиться с помощью человеку, увязавшему в болоте, и человек этот ушёл на дно. И она же приняла приговор, вынесенный судом и людьми.
Воротясь в комнату, мальчики рассказали, что мать боролась с Августом на кухне и одержала победу.
— Да, я видел, — сказал Каролус, — и ей удалось снова затащить Августа в горницу.
Он был доволен, что Август вернулся, и завёл
— Господи помилуй, две четырёхвёсельных лодки, сперва одна, потом другая, и обе полны доверху, отборная сельдь, сельдь первого сорта, и плевать, во что это мне обошлось!
Разговоры, пересуды, но Август слушал, не забывая при этом о своём. Вообще-то он пришёл, чтобы опять просить Каролуса о помощи, маленькая интерлюдия на кухне была всего лишь дурацкой выходкой, чтобы потешить себя, и не имела ни малейшего отношения к делам.
Он получил даже несколько чашек кофе и в придачу — долгий разговор, он кивает на всё, что ни скажет Каролус, и проявляет большое уважение, Каролус со своей стороны не может отказаться от такого внимательного слушателя.
— Чего это ты сидишь на табуретке? Сядь в кресло! — говорит он, и Август пересаживается в единственное кресло и всё слушает, слушает...
Наконец он тоже берёт слово.
Дело обстоит так, что до сих пор Каролус был главным помощником при строительстве фабрики. Если вдруг снова понадобится его поддержка, можно ли надеяться, что он обратится в банк ради нескольких норвежских крон и эре? Всего лишь до тех пор, когда акционеры полностью внесут свой капитал.
— А за цемент разве ещё не уплачено? — спрашивает Ане Мария.
Откуда она это взяла? Да давным-давно уплачено. У него затруднения с некоторыми мелочами, которых пока недостаёт: ну, двери там и окна, машины, мешки и бочки под муку, лебёдка, канат. Короче говоря, сущая малость, но без чего всё же нельзя обойтись. Так вот, не пожелает ли Каролус замолвить одно-единственное слово?
Каролус задумывается, потом отвечает: «Да». Он готов это сделать. Фабрика — настолько важное дело для бедняков, настолько необходимое, что он даже и не подумает говорить «нет».
Ане Мария:
— Смотри, Каролус, не наобещай слишком много.
Каролус, с достоинством:
— Думаю, что это я ещё смогу потянуть.
Ане Мария спрашивает:
— А Поулине на днях тебя, случайно, не предостерегала?
Каролус, растерянно:
— А ты откуда знаешь?
— Она и мне про это сказала.
Её слова заставляют Каролуса задуматься.
— Значит, тебе она тоже сказала? — спрашивает он с оскорблённым видом. — Уж и не знаю, зачем она это сделала. Незачем Поулине трезвонить об этом на весь Поллен.
Вмешивается Август:
— Поулине, она вообще с каждым днём глупеет. Послушали бы вы, как она говорит мне, что я рано или поздно попаду в богадельню и что у меня не хватит денег на собственные похороны.
— Но у Поулине все деньги и все записи, — говорит Ане Мария, — она знает, как обстоят дела у каждого из нас.
— Я тоже это знаю. Я и сам сижу в банке и каждый раз ставлю свою подпись, — говорит Каролус. — Словом, будет так, как я сказал: я помогу тебе, Август, раз ты нуждаешься в помощи.