Августин. Беспокойное сердце

Эриксен Тронд Берг

Глава 5. Учитель риторики завоевывает мир

Августин обладал блестящим талантом, и многие стремились заручиться его расположением. С его красноречием было почти невозможно проиграть какое–либо дело. В течение семи лет, проведенных в Карфагене, он обрел множество почитателей. У него было много студентов, которых он учил и наставлял не один год. Из ближайших друзей Августина нам известны имена Алипия, Лиценция, Небридия и Тригеция. Августин был «школьным учителем» Алипия—grammaticus—вТагасте, и потом они снова встретились в Карфагене, где Августин заставил Алипия отказаться от посещения жестоких и грубых цирковых представлений и

вместе с ним примкнуть к манихеям. Впоследствии Алипий станет католическим епископом в Тагасте и в 411 году примет участие в большом соборе, на котором произошел разрыв с донатистами. Алипий «вырвался из этой глубокой ямы, куда с удовольствием влез, наслаждаясь собственным самоослеплением; мужественное самообладание встряхнуло его душу, и с нее слетела вся цирковая грязь» (Исп. VI, 7), напишет потом Августин. В те времена индустрия развлечений представляла собой для веры большую опасность, чем культ древних римских богов.

Должно быть, римляне понимали, что боги, требовавшие грубых театральных представлений в свою честь, не заслуживают уважения как боги, говорит Августин (О граде Бож. II, 13). Римские боги не были озабочены тем, чтобы помешать крушению Римской империи, которое произошло из–за падения нравов (О граде Бож. II, 22). Если кого и следовало обвинять в падении Римской империи, то в первую очередь богов, которые требовали, чтобы их чествовали кровавыми или лживыми «цирковыми представлениями» — spectacula. Эти представления долго держали Алипия в своем плену. В конце концов он вместе с Августином принял крещение в Милане в 387 году.

Небридий тоже принадлежал к узкому кругу Августина в Карфагене. Он был самым самостоятельным из друзей Августина. Августину так и не удалось увлечь его манихейством. К тому же Небридий смеялся над быстро прошедшим у Августина увлечением астрологами (Исп. IV, 3). Августин явно умел собирать вокруг себя своих почитателей и организовывать их на благо общей цели. И в Кассициаке, и потом в качестве основателя монастыря он проявлял ту же потребность собирать вокруг себя небольшой круг и руководить им.

В последние годы жизни в Карфагене Августин принимал участие в состязаниях драматических поэтов и даже написал для этой цели несколько драм; одновременно с этим он страстно увлекался и астрологией (Исп. IV, 3). Одно состязание Августин выиграл и получил венок из рук знаменитого врача, проконсула Виндициана, который позже с помощью аргументов пытался отвратить его от астрологии (Исп. IV, 2–3; VII, 6). Астрология была частью и политической, и медицинской сферы жизни. Желание добиться успеха не может быть отделено от объективных возможностей, открытых расположению звезд, считали астрологи.

У Августина было смутное чувство, что астрология может располагать некоторыми знаниями о будущем. Очевидно, определенный интерес к астрологии он сохранил и после разрыва с манихеями (О 83 разл. вопр. 45). Но этот интерес не согласовывался с его христианскими убеждениями. История Исава и Иакова из Ветхого Завета показывала, что время рождения человека не может объяснить ни его удачи, ни несчастья (О граде Бож. V, 4–7).

В зрелом возрасте Августин с жаром нападает на живущих в его время астрологов (mathematia). Многое из того, что он пишет о свободе воли, можно понимать как полемику против астрологии, которая раньше так занимала его. Он вспоминает слова Иисуса, сказанные им в храме исцеленному человеку: «Вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже» (Иоан. 5, 14). «Это спасительное наставление они ведь пытаются целиком уничтожить, говоря: «Небом суждено тебе неизбежно согрешить» (Исп. IV, 3). Астрология хотела снять с человека ответственность за его поступки и жизнь. И потому была неприемлема.

Люди могут родиться в одно и то же мгновение, и все–таки их судьба будет совершенно различна, говорит Августин. Астрология либо обман, либо ее исполнившиеся предсказания объясняются случайностью и демоническими знаниями. Достаточно вспомнить Исава и Иакова. Они родились в одно время, но жизненный путь их был разный (Исп. VII, 6). Нападая на астрологию, Августин хотел подчеркнуть ответственность человека за случившееся. В его трактате «О блаженной жизни» астрология возникает среди мореходных метафор, как, например, «вести свое судно по звездам» (О блаж. жизни, 4).

Августин согласен, что звезды и планеты могут оказывать влияние на жизнь человека, но это влияние ни в коем случае не может быть настолько сильно, чтобы освободить нас от ответственности за наши поступки. Венера не может извинить того, кто нарушает узы брака. Марс не может отвечать за поножовщину. Скряга не может винить в своей жадности Сатурна. Жулик отнюдь не является рабом Меркурия. Бог создал звезды, но было бы нелепо ставить Ему в вину то, что ими пользуются для объяснения грехов и проступков. Вера в судьбу подрывает мораль, лишая человека представления о свободе воли. С астрологией особенно связан тот период жизни Августина, когда он, будучи манихеем, пытался объяснять, что зло в мире является результатом материальных сил.

Не разумнее ли считать, что под руководством звезд находятся коровы, растения, собаки, не имеющие свободной воли, чем полагать, что в их власти находится человек, который способен сам принимать решения? Вера в судьбу — это удобный выход для тех, чья жизнь полна пороков. Епископ Августин смеялся над теми, кто объяснял повседневные события выгодным или невыгодным положением звезд. Ведь дошло даже до того, что некоторые люди «замечали время, когда разрешались от бремени домашние животные (если это случалось дома), и соответственное этому времени положение светил» (Исп. VII, 6). О Вифлеемской звезде, на которую любили ссылаться христиане, защищавшие астрологию, Августин говорит, что не звезда была судьбой Христа, а сам Христос был судьбой этой звезды.

Не ребенок шел под звездами, но звезда сама пришла к ребенку в яслях. В каждой проповеди и в каждом тексте Августин упоминает звезды, солнце, луну и направляет свой сарказм против тех, кто полагал, будто их судьба записана в звездах. В зрелости Августин считал, что звезды не могут быть причиной происходящих на земле событий, однако могут предупреждать о переменах и быть знаками. (О граде Бож. V, 1). Римская религия оставила после себя такую мешанину из пророчеств, астрологии, суеверий и веры в таинственное (О христ. учен. II, 20–23), что бороться против этого с помощью аргументов было почти невозможно.

В Карфагене началась долгая и напряженная работа Августина над artes liberates, свободными искусствами, которые были обязательной частью образования ритора (Исп. IV, 1 и 16). Многое говорит за то, что именно эти занятия подсказали Августину мьюль написать Disciplinarum liber— введение в семь свободных искусств или наук. Единственное сочинение, которое он успел довести до конца, — «О музыке», посвященно ритмам и поэтическому языку. В то же время, примерно в 380 году, он написал небольшой труд по эстетике — «О прекрасном и соответствующем», который вскоре был утрачен (Исп. IV, 13–14). Эта работа была посвящена малоизвестному римскому оратору Гиерию, которым Августин восхищался, но никогда не встречал лично. Епископ Августин ставит себе в заслугу, что он никогда не заботился о сохранности своих юношеских сочинений и не старался отыскать их, если они терялись. Когда–то в Карфагене он придавал им значение, но не теперь, говорит он. В то же самое время Августин изучал трактаты Аристотеля о категориях, которые позже использовал и превзошел в своей работе о Троице.