Августовский рассвет (сборник)
Шрифт:
Лейтенант Бобоча вздохнул:
— Вы уже говорили мне об этом. Хотя, убей меня бог, я все равно не понимаю, что означает эта самая диктатура пролетариата.
— То, что я тебе предсказывал, — это и есть претворение в жизнь диктатуры пролетариата. Диктатура пролетариата означает, что с вершины пирамиды ты скатишься в самый низ. Это означает, что если ты не подохнешь с голоду, то будешь получать заработную плату, выполняя, возможно, черную работу, которую ты сейчас презираешь! Диктатура пролетариата означает для тебя самое наихудшее, что можно себе представить, и
Лейтенант Бобоча ничего не ответил. Он только утвердительно кивнул головой и вздохнул. Потом инстинктивно поднес ко рту фляжку. Убедившись, что она пуста, он со злостью бросил ее в стену.
— Время тянется страшно медленно. До завтрашней ночи еще целая вечность.
Майор актерским жестом провел ладонью по лицу и спросил:
— Ты подумал, кого поставить завтра часовым?
— Подумал. Кроме Белдие, никого другого не вижу.
Майор поморщился:
— Не очень удачное решение! Белдие может нам понадобиться для другого дела.
— Никому другому я не могу доверять. А все из-за этого большевика Чури! Как мне не повезло, что он именно в моем взводе! Я так старался избавиться от него, не пропустил ни одного случая послать его на самое опасное задание, но он будто заколдован. Пуля его не берет. Вот я и боюсь, как бы этот проклятый Чуря не пронюхал чего и не спутал нам карты.
Майор хихикнул:
— Надо принять меры, дорогой, чтобы он не смог этого сделать. Поэтому я и сказал, что Белдие может нам понадобиться для другого дела.
— Возможно, я возьму это дело на себя.
Майор с удивлением посмотрел на него. Он явно не ожидал такого ответа.
— Да? Дорогой Бобоча, ты человек сюрпризов. А я-то думал, что хорошо знаю тебя… Должен сказать, что я не думал о таком решении, но, возможно, придется прибегнуть к нему. Ты прав: все зависит от часового. Так что в конце концов все равно придется положиться на Белдие. Если, конечно, до завтрашнего вечера я не найду другого решения.
— Я убежден, что найдете, господин майор! — ответил лейтенант, бесконечно веривший в способности майора Каменицы.
Впервые за четыре года войны кто-либо из офицеров, да еще более высокий по званию, искал дружбы Бобочи. Это было так непривычно, что прошло много недель, прежде чем он понял, почему майор так часто заходит в его укрытие на передовой. Мысль, что Каменица приходит сюда потому, что ему нравится беседовать с ним, льстила лейтенанту. Тем более что он сам не считал себя приятным собеседником. Он никогда не был общительным, а за годы фронта одичал еще больше. Другие офицеры в перерывах между боями собирались вместе, чтобы поболтать или сыграть в карты. К лейтенанту Бобоче никто не заходил, и он не ходил ни к кому. Такое одиночество должно было привести к граничащей с безумием скуке. Но в действительности Бобоча никогда не скучал, и в этом заключалась одна из странных особенностей его натуры.
Не может быть большей скуки, чем сидеть в окопе или укрытии, ожидая начала атаки или контратаки противника. И так день, два, неделю. Для таких случаев лейтенант
Вначале он не осознавал, каким лекарством от скуки и одиночества может быть это состояние, которое пришло к нему чисто случайно. Позже он пытался вызвать его намеренно, и это удавалось.
Все же когда он понял, что майор Каменица рискует приходить в его укрытие не по долгу, он был польщен и ожидал этих визитов с нетерпением.
Дружба между ними завязалась вскоре после того, как их дивизия вступила в Трансильванию. Основу их полка составляли оставшиеся в живых после боев в Молдавии, а также офицеры и солдаты из других частей.
Так попал в полк и майор Каменица. Он был человеком одаренным от природы, с выразительным, подвижным лицом, на котором часто отражалось внутреннее состояние майора.
И все же мимика была лишь вспомогательным средством. Главным его средством был голос: вибрирующий, с совершенной дикцией, то торжественный, то нежный, то гневный, иронический, вызывающий, искренний.
Поэтому абсолютно во всех обстоятельствах создавалось впечатление, что майор видит себя на сцене, играющим последовательно, в зависимости от необходимости, разные роли — от трагедии до клоунады.
Конечно, трудно было ожидать, что у человека с таким актерским талантом окажутся военные способности. И не случайно некоторые офицеры, особенно те, кто понимал, что майор, несмотря на некоторую одаренность, был беззастенчивым алчным ничтожеством, высмеивали его, говоря, что, став офицером, а не актером, он лишил себя единственной возможности стать знаменитым.
В отличие от лейтенанта Бобочи майор Каменица был очень общительным и, когда хотел, умел завоевывать симпатию.
Для тех, кто хорошо знал его, не было ничего удивительного в том, что он возымел слабость именно к лейтенанту Бобоче.
— Видишь, дорогой Бобоча, — сказал как-то ему майор, вызвав его на КП батальона, — из всех офицеров батальона только ты и Михэилэ — кадровые офицеры. Остальные резервисты. Многие деловые ребята, но все же резервисты. Хотя за годы войны они поднатаскались, все равно остались резервистами. Лично я ничего против них не имею, но я чувствовал бы себя лучше, если бы батальон был укомплектован только кадровыми офицерами.
Но я ведь тоже человек и тоже чувствую потребность перекинуться словом с кем-нибудь из настоящих офицеров, а не с этими резервистами, каждый из которых только и мечтает о дне, когда снова наденет сюртук. Во всем батальоне вас только двое. Ты знаешь Михэилэ? Он до такой степени глуп, что приводит меня в отчаяние. Значит, остаешься только ты, и, хочешь не хочешь, тебе придется меня терпеть.
— Что вы, господин майор! Это для меня большая честь! Но я далеко не общительный человек, и, боюсь, вы сделали не очень хороший выбор.