Авиация и космонавтика 2012 09
Шрифт:
Первый публичный полет Дзиковского был назначен на воскресенье, 19 мая 1891 года из загородного сада "Марцелин" за Бельведерской заставой.
Несмотря на высокую стоимость входных билетов, зрителей на месте взлета, вокруг шара, собралось несколько тысяч, а ближайшие улицы и площадь возле сада были загромождены частными экипажами. «Такое громадное стечение публики, – писала газета "Варшавский дневник", – может быть объяснено и тем, что аэронавт является согражданином варшавян и что первый публичный опыт он решил начать в родном городе» Дзиковский взлетел почти в точно обещанное время – около восьми часов вечера. Парашют его был прикреплен не по способу
Когда после благополучного прыжка и приземления на ближайшей поляне Дзиковский возвратился в сад, то удостоился, по словам газеты, «таких восторженных и даже неистовых оваций, какими награждаются немногие». В толпе говорили, что Дзиковский оставил позади самого Леру.
Через неделю, 25 мая, Дзиковский повторил полет из того же сада. И опять его ждали не меньший успех и громкие аплодисменты.
Все лето аэронавт готовился к турне по России. Его выступления начались в Нижнем Новгороде, где Дзиковский в августе 1891 года совершил два полета с ярмарочного ипподрома, и продолжились в Москве.
Полеты в Первопрестольной были намечены из сада «Эрмитаж» (в котором больше года назад так неудачно «выступил» Леон Аэр). Вот что писал корреспондент газеты «Новости дня» о Дзиковском перед первым его полетом в Москве 1 сентября: «Было очень холодно. Публика невольно ежилась и с нетерпением ожидала полета. Шар, казалось, готов, парашют прикреплен – нет только самого героя дня.
Но вот и он. В красной фуфайке, украшенной каким- то бантом, в кепи австрийского образца – он сразу приковывает к себе внимание. В его фигуре нет ничего, что намекало бы на "высокое стремление". Нет ничего воздушного. Совершенно даже напротив. Просто "коротенький" человечек с большими усами и некоторым предрасположением к полноте. В лице ни тени беспокойства. Спокоен, убийственно спокоен».
В Москве Дзиковский поднимался трижды. Корреспондент газеты попросил аэронавта рассказать о том, как он готовится к своему выступлению. Оказалось, что накануне и в день полета воздухоплаватель долго спит.
Почти ничего не ест. За несколько минут до пуска шара выпивает большую рюмку коньяку.
А потом, увидя старт шара и прыжок Дзиковского с парашютом, репортер с восхищением писал: «Все это проделывается с такой безукоризненной ловкостью, такой беззаветной смелостью, которым нельзя не удивляться».
И чувство удивления неизменно возникало, где бы ни совершал свои полеты отважный аэронавт. Тем более что опасные моменты были, и не раз. Например, в Киеве, в октябре 1891 года, уже в воздухе закрутились стропы парашюта. Отделяться от шара было рискованно, парашют мог раскрыться не полностью. С земли, с Печерского плаца, откуда взлетел шар, было заметно, как, находясь на большой высоте, смельчак борется с неполадкой.
«Публика видела всю затруднительность положения аэронавта, – писала газета "Киевлянин", – и многие уже были уверены в неизбежности трагического исхода воздушной экскурсии». Но Дзиковскому удалось в конце концов раскрутить стропы и благополучно опуститься с парашютом.
В Новочеркасске он чуть не погиб, поскольку парашют раскрылся, как писала местная газета, лишь «в нескольких саженях от земли».
Турне Иосифа Дзиковского продолжалось и в 1892 году. На его счету было уже около сотни прыжков. Со своим монгольфьером он побывал в Харькове, Екатеринославе, Ростове-на-Дону, Воронеже и других городах. Наконец, в середине лета он приехал демонстрировать свое бесстрашие в столицу,
Местом взлета стал сад «Аркадия», тот самый, из которого в июне 1889 года совершил свой единственный в Петербурге полет безвременно погибший потом американец Шарль Леру. Пожаловаться на невнимание столичной публики Дзиковский никак не мог. В день его первого полета, 14 июля, народу в саду собралось много. Среди зрителей были замечены воздухоплаватель Рудольф, в свое время увеселявший петербуржцев своими полетами, и знаменитый начальник русской военной аэронавтики, тогда штабс-капитан, а в будущем генерал- майор А.М. Кованько.
С парашютом Дзиковский опустился на Каменном острове, на чьей-то даче, сев прямо на дерево. Когда же он возвращался в «Аркадию», по всей дороге его приветствовали аплодисментами, а уж в самом саду загремели настоящие овации. «Через несколько минут, – писала газета, – Дзиковский восседал за столиком ресторана и пил шампанское с директором сада, празднуя благополучный исход своего смелого воздушного путешествия».
После 1892 года имя Иосифа Дзиковского было совершенно забыто. Как сложилась его дальнейшая судьба – неизвестно.
После первого прыжка Дзиковского, в сентябре 1891 года поднялся в воздух и совершил прыжок Станислав Древницкий. Весной следующего года отправился в полет и прыгнул с парашютом Эдуард Лискевич.
Потом – еще несколько человек. «Варшаву скоро можно будет назвать городом воздухоплавателей», – писала газета «Варшавский дневник».
По-разному сложилась судьба варшавских аэронавтов. Воздухоплавание для большинства из них оказалось лишь временным увлечением. В отличие от Станислава Древницкого, для которого оно было призванием, страстью и делом всей его короткой жизни.
Газетное объявление о полете Иосифа Дзиковского в Нижнем Новгороде
Прыжок с парашютом Иосифа Дзиковского в Петербурге летом 1892 года
Первый прыжок в Варшаве венчал подготовку, полученную Древницким за границей. Решив стать аэронавтом-парашютистом, он отправился в Германию, в Берлин, к известному немецкому воздухоплавателю Фолькману. Его сопровождал младший брат Юзеф.
Можно только предполагать, какие именно уроки брал Станислав Древницкий в Берлине. Во всяком случае, домой он возвратился с основным своим достоянием – монгольфьером, воздушным шаром, наполняемым нагретым воздухом. Позже об этом шаре «берлинской работы» одна провинциальная газета писала: «Шар довольно красивый, из особой материи, специально приготовляемой для воздушных шаров».
Тут стоит остановиться, и сказать несколько слов о том, как обычно выполнялся полет и прыжок.
Прежде всего, на взлетной площадке строили из кирпича печь метра по полтора длиной, шириной и высотой. Открытый верх ее затягивали густой металлической сеткой, задерживавшей искры. По сторонам печи, на расстоянии метров десяти от нее, вкапывали два толстых шеста высотой около двадцати метров. На самом верху шестов были укреплены блоки, через которые протягивали веревку. К середине ее подвешивали пустую оболочку шара.