Авиация великой войны
Шрифт:
У нас оказалось две винтовки, из которых мы стали палить в англичанина, правда, не видя его, на слух. Но все равно, звуки выстрелов почему-то успокаивающе действовали на наши нервы.
Неожиданно аэроплан попал в полосу прожектора, со всего аэродрома началась пальба, и мы с удивлением увидели, что англичанин летит на каком-то динозавре [149] , который мы безошибочно узнали даже за доли секунд. Аэроплан врага находился в полумиле от нас и летел прямо к аэродрому.
Он спускался все ниже и ниже, и, наконец, спустился до трехсот футов. Тогда он снова завел мотор и оказался как раз над нашим убежищем. Вольф правильно
Англичанин удивил нас своей грязной работой – его бомбы могли испугать только лишь труса. Короче говоря, в ту ночь я понял, что ночные бомбардировки имеют лишь моральный эффект, да и то только для тех, кого можно запросто запугать падающими в ночи бесполезными бомбами. Всем остальным на это абсолютно наплевать.
Словом, это посещение весьма нас развеселило, но вместе с тем, мы посчитали, что на этом дело не кончится. Летающий гроб сбросил свои бомбы с высоты никак не больше ста пятидесяти футов – это была неслыханная наглость, но и тупость, поскольку в лунную ночь я смогу из винтовки попасть в кабана с такого расстояния. Тогда почему же я не попал в англичанина? Было бы здорово подбить его прямо с земли! И хотя на моем счету было уже немало сбитых вражеских машин, ни одной уничтоженной с земли за мной еще не числилось!
Когда налет кончился, мы вернулись в клуб и стали обсуждать, как бы нам утроить так, чтобы снова заманить англичан на аэродром следующей ночью. Весь следующий день наши ординарцы и еще многие работали со всем усердием. Они рыли укрепления, в которые поставили пулеметы и хорошо укрыли их земляными пластами. Мы приготовились к нападению и как следует проверили трофейные английские пулеметы, приготовив их для ночной стрельбы. Все находились в состоянии великого любопытства, что же будет. Я, конечно, не скажу вам, сколько было у нас пулеметов – можете поверить, их было для этой цели достаточно. У каждого офицера, по крайней мере, был свой.
Мы снова засели в клубе, обсуждая все ту же проблему ночных полетов. „Вот они! Вот!“ – раздался крик ординарца, и все разбежались по укрытиям, то есть по своим пулеметным гнездам. Некоторым нижним чинам, которые славились как отличные стрелки, тоже дали по пулемету, остальные довольствовались винтовками. Словом, вся эскадрилья вооружилась до зубов, чтобы устроить нашим ночным гостям самый радушный прием. Первый англичанин, появился, как и вчера, на очень большой высоте, но потом снова спустился до 150 футов и, к нашему великому удовольствию, начал кружиться, ища, где бы отбомбиться. Он снова попал в свет прожекторов и уже начал уходить, но тут кто-то выстрелил, и все остальные за ним. На нахальный аэроплан обрушилась настоящая кавалерийская атака.
Выстрелы из такого количества оружия, конечно, достали его, а ведь слышать грохота оружия он не мог, поскольку все заглушал рев мотора. Правда, он должен был видеть вспышки разрывов. Но наш неуклюжий англичанин вместо того, чтобы уйти, продолжал тупо выполнять свой план, и только когда он оказался прямо над нами, мы прыгнули в настоящее бомбоубежище. Глупо все-таки летчику погибнуть от какой-то гнилой бомбы! Но как только он пролетел дальше, мы снова выскочили и снова стали стрелять из всего, что было. Шэфер утверждал, что он все же попал в него, а Шэфер – стрелок действительно хороший. Но все же в этом случае я ему не поверил – мы все могли утверждать это с такой же вероятностью.
И чего-то мы все-таки добились: враг сбросил бомбы совершенно не прицельно, хотя надо сказать, что одна из них упала почти рядом с моим „Красненьким“, но не повредила его.
За ночь потеха наша возобновлялась несколько раз. Потом я уже крепко спал, и все слышал во сне противоаэропланный огонь. Вдруг, проснувшись, я обнаружил, что все это был не сон, и что некоторые англичане летают безобразно низко прямо над моим жилищем. Я натянул одеяло на голову и в тот же момент услышал отвратительный звук за окном. Тогда я, как был в одной рубашке, выскочил, чтобы угостить их парой выстрелов. Стреляли все и повсюду, а я позорно проспал свою возможность.
Наутро мы весьма удивились и обрадовались, обнаружив, что подбили с земли не менее трех аэропланов. Они приземлились неподалеку от аэродрома, и их летчики попали к нам в плен.
Как правило, мы попадали в моторы и тем вынуждали пилотов садиться по нашу строну фронта. Шэфер, наверное, был прав в своем утверждении. Да и в любом случае, мы были вполне удовлетворены своими успехами. Англичане же наоборот, поскольку с тех пор предпочитали избегать район нашего аэродрома. И это жаль – мы лишились такой замечательной забавы! Оставалось лишь надеяться, что они снова появятся, где-нибудь через месяц».
Союзники продолжали следовать своему плану.
8 апреля – В ночь под Дуэ повторилось нападение французских истребителей на возвращавшиеся на свой аэродром германские бомбардировщики; немцы принимают меры для отражения подобных атак, усиливая огневую поддержку с земли возвращающихся с задания бомбардировщиков.
11 апреля – Английский военный летчик СТ. Фолл на новом самолете «Сопвич-Пап» сбил 2 «Альбатроса» и 1 «Гальберштадт» в одном воздушном бою.
14 апреля – В ночь в районе Крамуазель при нападении на возвращающийся германский бомбардировщик был сбит французский самолет из истребительной группы. На трофее обнаружен специальный прицел, приспособленный для ведения боя ночью.
15 апреля – Для поддержки наступления французских войск 12-я истребительная группа «Аистов» переведена из Лотарингии на р. Эна.
Приказ главнокомандующего воздушного флота действующей армии командирам ле-Реверену, Брокару и Морранкуру гласил: «Начиная с полудня 15 апреля группа воздушного боя возобновляет без всяких ограничений свою наступательную тактику, задача которой – уничтожение германской авиации.
Ни один самолет группы воздушного боя не должен более встречаться в пределах фронтовых линий… патрули должны состоять из 10 машин в среднем; они никогда не должны состоять меньше, чем из пяти… кроме летчиков, которым Реверен даст отдельные поручения, запрещается вылетать в одиночку.
Наступил момент дать наш максимум усилий, не взирая ни на усталость, ни на потери».
Ле Реверен потребовал от своих пилотов самой суровой дисциплины и абсолютной хронометрической точности в смысле времени вылета на задание и времени возвращения на аэродром.