Авианосцы адмирала Колчака

Матвиенко Анатолий Евгеньевич

— Жив, Петенька… — Потом отстранилась вдруг. — Но ничего ведь не кончилось, да? Тебя снова ушлют на фронт!

— Я и рад бы… В смысле — таков мой долг. Но из-за германской фамилии отправлен пока в распоряжение штаба.

Ольга рассказала об истерической германофобии, накрывшей столицу подобно лавине. Недели две она на улицу старалась не ходить, бывая дома или в Зимнем. Как будто кто-то специально дает народу спустить пары на носителях германских фамилий, отводя глаза от Романовых, в коих немецкая кровь преобладает.

—

Но Государь — патриот, каких мало. И Александра Федоровна за Россию всей душой. Господи, какая разница! А в Восточной Пруссии не один Ренненкампф оконфузился. Там же Самсонов, Жилинский и этот, азиат, липкий такой… С непристойными намеками ни одну юбку не пропускал, от фрейлины до горничной. Странно, что никто на дуэль его не вызвал.

— Хан Нахичеванский. Не удивляйся, дорогая. Как же, любимчик Его Императорского Величества. Образчик, так сказать, веротерпимости и равенства народов. Это в русской православной стране? А видела бы ты равноправие за Карпатами… — Врангель вдруг переменился в лице и пристально глянул на жену: — Этот скот и к тебе приставал? Меня его шашни с царем не остановят.

— Нет, Петенька, нет! Я бы не позволила. А вот с Натальей, да с его грязными намеками по поводу Распутина…

— Ну, у нее свой муж имеется. Пусть покажет — офицер он или тряпка.

По большому счету, амурные поползновения толстого мусульманина были барону безразличны. Бездарные и трусливые действия ханской конницы в Пруссии раздражали куда больше. Однако к презрению примешалось чувство гадливости. Встретив раз генерала в коридоре Военного министерства, Врангель демонстративно отвернулся.

Хан Нахичеванский поостерегся раздувать из этого историю. Ныне барон — победитель австрийцев, а Хан… Ну да Аллах рассудит.

Октябрь пролетел незаметно, в каком-то нездоровом затишье. Главный очаг всеевропейской войны полыхал на Западе. Русская и сербская армии выдохлись в Австро-Венгрии, остановившись на линии Кечкемет — Балатон — Триест. Австрийцы перешли к позиционной обороне, а южные славяне ограничились местными операциями, добивая резервистов Хацаи на востоке Венгрии и в Румынии, а также очищая Хорватию и Боснию от последних имперских солдат. Государь и его Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич раздулись от гордости; последней, что елка мишурой, был осыпан орденами и почестями.

Брусилов и Врангель получили по следующей звезде и по ордену. Алексей Алексеевич с шумом и газетной трескотней, Петр Николаевич тихо и незаметно. Как он сам пошутил — что курей укравши.

В последних числах октября Брусилова и Врангеля вызвал к себе великий князь Александр Михайлович:

— Как оцениваете обстановку на фронтах, господа генералы?

— Ставка уверяет: состояние дел победоносно, Ваше Императорское Высочество.

Князь Сандро разозлился не на шутку:

— Извольте серьезно говорить, Алексей Алексеевич! Не надо тут мне газеты цитировать.

—

Мы на грани поражения, — мрачно брякнул бесцеремонный Врангель.

— Другая крайность. Но мысль развейте. Обещаю жандармам на вас не доносить.

Генерал встал, привычно одернул форму. Краем глаза скосил на окно, за которым Дворцовая площадь и Зимний. Кареты, дорогие авто. Дворники метут листья, неизвестно как занесенные ветром в царствие камня. Парадный кабинет великого князя блестит роскошью, за дверью натасканные адъютанты и денщики с клеймом на челе «чего изволите-с?». Как все это шатко. Взмах прусского палаша, и позолота облетит, словно ее и не было.

— Кажущиеся успехи застят глаза, Ваше Императорское Высочество. Я дважды воевал с австро-венграми и знаю: они — не противник. Офицерский корпус отличный, из двух титульных наций, а рядовой и сержантский состав — смесь. Половина из них ненавидит империю, остальным наплевать. Военной промышленности — чуть, сложная техника сплошь из германских подачек. В Восточной Пруссии Жилинский воевал с ландвером равной численности и был разбит наголову. Вся кайзеровская армия на Западе. Под Кенигсбергом ни танков, ни самолетов, ни тяжелой артиллерии. Штыками да шашками наших опрокинули.

— Так и есть. Но ошибки Ренненкампфа учтены, господин генерал-лейтенант.

— Сомневаюсь. Простите, Ваше Императорское Высочество. Иначе бы он и Хан сидели в Петропавловской крепости. Сие не ошибки — преступления. Значит, не дана им оценка как следует.

— От оперативного управления войсками оба они отстранены. Их судьбу Государь решит. Далее!

— Вижу только одно: уходить в глухую оборону, пока есть время. Закапываться. Создавать подвижные танково-кавалерийские группы в тылу, перебрасывать их к местам прорыва обороны. Затаиться, пока союзники кайзера истощат.

Князь не это рассчитывал услышать, тем более от барона, малым корпусом прошедшего через многократно превосходящих врагов. Не от паркетных генералов, вроде того же Николая Николаевича или Хана Нахичеванского, а от боевых он ожидал получить особенный рецепт. После победы уходить в глухую оборону? Никки сие не одобрит политически и, возможно, будет прав.

— Алексей Алексеевич, сообщите наконец свое мнение.

— Мое расхождение с Петром Николаевичем в деталях. В генеральном смысле он прав.

— Вот как? Что ж за детали, позвольте спросить?

— Пока немец на Западе, имеем достаточно сил пробиться к вислинском устью, отрезав Восточную Пруссию. Там встать в оборону на истощение врага. В зимнюю кампанию пятнадцатого года снова идти на Кенигсберг.

— Получится ли блокада? — засомневался князь. — Сейчас подлодки столько германца утопили, что по Балтике уж плавать опасно. Да только две осталось в строю. К зиме появится тонкий ледок. Надводным кораблям он не страшен, а субмарине — смерть. Снесет перископ и мачту при всплытии.