Авиатор: назад в СССР 12+1
Шрифт:
– Давай, давай, – нервно говорил РВП, смотря в бинокль в направлении самолёта Геры.
Осталось 3 секунды. Дальнейшие действия я пока не обдумывал. Надо дождаться доклада, а потом уже решать главную проблему – как посадить самолёт.
– Снялась. Левый выключил. Правый в работе. Скорость 500 установил. Вираж до команды? – запросил Борзов.
– Жди. Будем думать, – ответил я ему и отдал тангенту руководителю визуальной посадки.
Он посмотрел на меня виноватым взглядом.
– Не сообразил
– Голову побереги. Всё бывает в первый раз. Вызови мне руководителя полётами.
РВП вызвал по громкоговорящей связи своего начальника, но тот не сразу ответил. Когда же руководитель полётами откликнулся, я уже слышал на заднем плане громкий голос Реброва.
– Гелий Вольфрамович, это Родин, – позвал я по связи командира авиагруппы.
– Кто бы ещё мог вот так спокойно и правильно подсказать, – выдохнул Ребров
– Не время хвалиться. Вы понимаете, что теперь за ситуация?
– Конечно. Есть прекрасное слово из четырёх букв, – ответил Ребров.
РВП прокомментировал слова Вольфрамовича. Он посчитал, что следовало бы дать более суровую оценку.
Я посмотрел на стоянку. В голове много что крутилось. По сути, вариантов для Борзова всего два. Но каждый влечёт за собой последствия, как для его жизни, так и для всех на корабле.
– Родин, чёрт с ним, с самолётом. Пускай прыгает, – спокойно ответил Ребров.
Вольфрамович, как и я, понимал, что на корабль Су-27К на одном двигателе не сядет.
Скорость на планировании перед посадкой нужно держать 290-300 км/ч. Тросы аэрофинишёров не выдержат. Запускать горевший движок нельзя. Отсюда только два пути – прыгать или садиться на аэродром.
– Можем рискнуть, Гелий Вольфрамович. Правда, придётся очень сильно попотеть вам, как командиру, так и остальным.
Динамик громкоговорящей связи чуть было не разорвало. Похоже, «залипла» кнопка на рабочем месте руководителя полётами, и мы с РВП прекрасно слышали реакцию Реброва.
– Шандец! Полный зведцец! Да чтоб у меня хрен на пятке вырос! Как я умудрился дать разрешение лететь этому раздолбаю! Теперь из меня двузадого самца сделают!
Надо прекращать эти посыпания головы пеплом моего бывшего комэска. Будто в первый раз он в подобной ситуации. Как ребёнок!
Хотя, такой задницы ещё не было за время полётов с корабля.
– Родин, у меня только дежурная пара. Остальных долго готовить.
– У нас два самолёта тоже есть. Бурченко и командование эскадры будет не против, если мы слетаем к союзникам?
– Вариантов немного. Готовься. На стоянке подскажу вердикт.
– Понял, – ответил я и выбежал на палубу.
Коля и Олег Печка стояли в ожидании моего прихода возле самолётов. Ещё на бегу я показал им жестом запускаться. Парни поспешили занимать места в кабинах.
К двум Су-27К уже бежали двое лётчиков из дежурного звена. На них уже был комплект вооружения по две ракеты Р-27 и Р-73. Новые ракеты в этом боевом походе проходят «боевое крещение».
– Паша, в сторону. Мы на вылет, – сказал я Ветрову, который ждал меня около своего самолёта.
– Видел. Пожар Гера потушил. Теперь что?
Я быстро надел шлем и стал цеплять планшет.
– На корабль сажать нельзя. Сам понимаешь. Только прыгать.
– Но судя по всему, выбрали альтернативу. На какой аэродром садиться? – улыбнулся Ветров, будто предвкушал что-то интересное.
Я подмигнул ему, похлопал по плечу и пошёл к другому самолёту, который уже начал гудеть. Хорошо, что Морозов собирался сегодня слетать по плану испытаний на 312м борту МиГ-29К.
– Миру снова не до мира, Сергей Сергеевич? – спросил Ветров, когда я отошёл от него.
Меня будто кувалдой стукнули в затылок. Где-то уже я говорил эту фразу.
– Подтвердил, Паша.
– Гере после посадки привет, – махнул он мне.
Какое-то ощущение дежавю. Причём очень странное. Надо отогнать дурные мысли и садиться в самолёт.
Эти слова из песни Николая Анисимова я когда-то говорил другому человеку.
– Серый, чего опять удумали? – спросил Морозов, когда я подсоединил «фишку» радиосвязи после посадки в кабину.
– Ничего. Просто летим в Ливию.
Морозов несколько секунд молчал, а потом выдал типичную для себя фразу.
– Я бы тоже попытался сохранить самолёт. Вот только там не испытатель. Кто такой? – спросил он.
– Вечерний гость, приходивший на исповедь, – ответил я, настраивая яркость экранов.
– Мда! Ему бы сейчас рассольчику.
Я посмотрел на Олега, сидевшего в своём Су-27. Он уже запустился и только ждал команду на выруливание.
– Саламандра, 011й, парой с 012м готов вырулить, – запросил разрешение на занятие стартовой позиции ведущий дежурной пары.
– Ждать, – односложно ответил руководитель полётами.
Олег, который тоже был на связи и прослушивал эфир, посмотрел на меня и покачал головой.
– Как всегда, – шепнул он в эфир.
– Не засоряйте эфир! – высказал недовольство руководитель полётами.
Как будто там кто-то что-то говорил в это время. Я посмотрел перед собой и поймал в поле зрения Су-27К Борзова. Он медленно крутил вираж на достаточном удалении от корабля. Наш авианосец продолжал двигаться, и Гера вместе с нами.
Корабли охранения держали строй, рассекая волны, а над ними медленно зависал вертолёт Ка-27. Чувствовалось напряжение от ожидания решения большого руководства.