Авиатор: назад в СССР 12
Шрифт:
— Мы должны быть им благодарны? Если бы он разбился, то стал бы героем? — поинтересовался Иван.
— Согласен на медаль. Если что, — улыбнулся я.
— Дождёшься от них. Мне рассказали, как выбивали награду вашему однокашнику по школе испытателей Морозову. Пока «суховцы» не подключились, ничего не сдвинулось, — ответил Валерий Евгеньевич.
— Так в чём причина аварии? — предположил я.
— Перетянули подшипник одной из опор двигателя. Ничего не меняется, Сергей. Как и в случае с моей аварией, так и у тебя. Одно хорошо, что выдержала система управления. Стальные перегородки не дали её полностью повредить. Вот и самолёт управлялся.
— Четырёхкратное резервирование системы управления сработало, Евгенич? — спросил Байрамов.
— Полностью.
В этот момент вышел заместитель Белкина и всех позвали в кабинет. Все расселись за большим столом. Лётный состав напротив конструкторов, чтобы проще было вступать в дискуссию. Белкин во главе за рабочим столом. Он устало присел на своё место и открыл совещание.
Началось всё с доведения причины аварии.
— При малом давлении масла, в результате возникших перегрузок на самолёте, опора двигателя перешла к прямому трению. Произошло возгорание, — выступал один из инженеров.
Как только он закончил, были заданы уточняющие вопросы мне и «двигателистам». Всё это продолжилось в течение нескольких минут и прошло весьма спокойно.
— От себя добавлю, что Сергей Сергеевич, рискуя собой, предоставил нам большой объём информации, — высказался заместитель Белкина.
— Что ж, с этим случаем всё. Как и с проектом МиГ-29М, — сказал Белкин, поднимаясь на ноги. — Дальнейшее развитие этого направления приостановлено. Нам предписано заниматься корабельной тематикой.
В кабинете все зашептались. Хоть я и был готов к такому развитию событий, но слышать такое было печально.
— Анатолий Ростиславович, модификация «М» и «К» — это одно и то же. Выходит, они закрывают нам дорогу по двум направлениям? — спросил кто-то из конструкторов.
— Нет. По кораблю работаем. Причём очень плотно. Все машины, которые возможно переделать в модификацию «К» нужно будет подготовить. Один образец оставим для Владимирска. Он будет у нас участвовать в работе по новому изделию.
Не всё так печально оказывается. Если Ваня и Сагит продвинутся по корабельной теме, то можно будет вернуться к МиГ-29М.
— Александр Васильевич, кого определите в командировку во Владимирск?
— Родина, — без колебаний ответил Федотов.
Шептания среди инженеров начались ещё громче, чем при обсуждении аварии. Я поднялся на ноги и посмотрел на Белкина. На его лице не было энтузиазма по поводу моего назначения.
— Федотову и Родину остаться. Остальные — свободны.
Глава 2
Кабинет генерального конструктора быстро опустел. Последним из него вышел Иван и подмигнул мне, закрыв за собой дверь.
Федотов подошёл к окну и открыл форточку, впустив свежий воздух. Тянуло в сон, но пройдясь по кабинету, у меня получилось взбодриться.
Я пересел поближе к столу Анатолия Ростиславович, пока он просматривал документ.
— Не продует? — спросил у меня Белкин.
— Всё нормально.
Федотов вернулся на место и сел напротив. Старший лётчик фирмы внимательно вглядывался в моё лицо. Странный взгляд у шефа!
— Васильич, мы разве не договорились на нашей личной встрече по Родину? — спросил Белкин, отложив в сторону документ.
Что-то мне не нравится начало разговора.
— Анатолий Ростиславович, в нашем с вами разговоре я высказал свою позицию. Менять, не намерен.
— Не понимаю вас, — покачал головой Белкин и отклонился назад.
Они так разговаривают, будто меня здесь нет.
— Могу узнать, в чём суть вашего разговора? — спросил я.
— Сергей, не думай, что я тебя в чём-то обвиняю. Нам необходимо знать, была ли возможность избежать пожара на борту, — ответил мне Анатолий Ростиславович.
Выходит, что официально я в аварии не виноват. Федотов с этим согласен. Но генеральный конструктор в моей невиновности сомневается.
Белкин прекрасно знает технические возможности МиГ-29. И он лично давал добро на изменение в программе пилотирования. Он знает все последствия возгорания. Как я должен был его избежать? Нет у меня способностей пророка.
— Так у нас ничего не получится, Анатолий Ростиславович, — недовольным тоном сказал Федотов.
— Васильевич, не начинай. Что нам до причины, указанной в материалах расследования? Мы самолёт потеряли, — попытался его успокоить Белкин.
— А могли бы ещё и лётчика. Я уже не говорю про разрушения на земле, — добавил Александр Васильевич.
Федотов не выглядел добродушным и интеллигентным. Он был на взводе, и всем видом показывал мне, чтобы я не лез в разговор.
— Я у тебя, Сергей, хочу спросить. Ты считаешь, что сделал всё для недопущения аварии? — повернулся ко мне генеральный конструктор.
Так и знал! Он меня обвиняет в аварии! Такими возмущёнными глазами смотрит только прокурор на обвиняемого.
— Предпосылок к отмене полёта не было. Машина работала все дни без нареканий, — ответил я.
— Тогда почему произошла авария? — не успокаивался Белкин.
Федотов недовольно зыркнул на меня. Ну уж нет! Кричать не буду, но в обиду себя не дам.
— Анатолий Ростиславович, мы с вами на самом острие авиационной науки. Оно тонкое и порой с него можно соскользнуть. Вот и в случае с МиГ-29М столкнулись с проблемами технического плана. Не нужно отрицать очевидное. У меня, как и у Меницкого несколько лет назад произошёл тот же отказ. Но, так уж вышло, что все проблемы замыкаются на лётчике.