Авиатор: назад в СССР 9
Шрифт:
– 118й, слева на месте, – доложил он.
– Разворот вправо, крен 45, и рааз! – дал команду Гнетов, и мы пошли разворачиваться в сторону аэродрому.
Вот он Шинданд. Вокруг пустыня, кишлаки и где-то на западе отдельные горные хребты. Полоса перед нами и время уже снижаться до расчётной высоты.
– Занимаем 100, – дал команду Гнётов.
Но снижаться стали ещё ниже. Аккуратно, как будто пытаемся погладить полосу.
– Выравниваем. Обороты 90%, – подсказал нам Гнётов.
Проходим ближний привод и вот он аэродром,
Красивый проход и не менее красивое покачивание с крыла на крыло от нашего ведущего.
Далее выполнили роспуск и заняли курс на Бокайды. Как обычно, сначала там дозаправка, а потом ещё немного долететь до Осмона.
Высота большая, но даже отсюда видны те самые горы хребтов Гиндукуш и Паропамиз. Красивое зрелище, но сколько жизней забрали эти каменистые исполины?
Приближалась речка Амударья, а за ней и граница Советского Союза. С трепетом и немного неуверенно, Гнётов выдал в эфир заветную для многих фразу.
– 12107й, группой из четырёх единиц пересекаю границу Союза Советских Социалистических Республик.
Глава 3
Голоса группы руководства полётами своего аэродрома нельзя спутать с другими. После столь длительной командировки, уникальную интонацию, ударения в словах или съедания последних букв слышать очень приятно. На душе становится теплее.
– 117й, на посадочном, удаление 12, на курсе, режим, – дал мне команду руководитель зоны посадки.
– 117й, приступил, 600, – ответил я и начал плавное снижение по глиссаде.
Погода была прекрасной. Яркое утреннее солнце припекало через остекление фонаря кабины. Самолёт шёл ровно, не ощущая на себя болтанки от бокового ветра у земли.
Машинально смотрю по сторонам, вспоминая прошедшие дни «за речкой», когда каждая посадка – это риск попасть под удар ракеты душманов.
– 117й, удаление 6, контроли шасси, механизация.
– 117й, выпущено, 300, – снова доложил я, бросив взгляд на три зелёные лампочки сигнализации выпуска шасси.
Полоса приближалась. Впереди свой пробег закончил Мендель, сбрасывающий парашют перед освобождением полосы. Теперь и моя очередь пришла произвести посадку.
– 117й, дальний, 200, полосу вижу, к посадке готов, – доложил я, проверив включение фары.
– 117й, посадку разрешил, слева под 40, до 8 метров, – разрешил посадку руководитель полётами.
– 117го вижу, управляю, – вышел в эфир помощник руководителя на стартовом командном пункте у самой полосы.
Прошёл ближний. Самолёт болтало, но не критично. Выравниваю нос по осевой линии, а земля продолжает набегать. Посадочное положение принято. Осталось коснуться полосы и закончить этот полёт к дому. Касание!
– Задержи! – командует мне помощник руководителя, чтобы я повторно не отделялся.
Пробег по полосе был устойчивый, нос держался легко, не поддаваясь влиянию ветра. Мягко опускаю его. Самолёт всеми тремя стойками на осевой линии.
– Парашют… есть тормозной! – подсказал помощник, наблюдая за мной оранжевый купол на стропах.
– С прибытием, 117й! – громко и радостно поздравляет руководитель полётами меня, указывая маршрут дальнейшего руления.
– Спасибо! Соскучился! – весело отвечаю я, переводя сбившееся от полёта дыхание. – Полосу освободил.
Рулил медленно, поскольку нужно оказаться на центральной заправочной в определённое время. Встреча прибывших из Афганистана, как мне довелось узнать, теперь является обязательным мероприятием.
На стоянке перелетающих экипажей построение личного состава, флаги, много гражданских, среди которых и дети. Все встречают своих родных, возвращающихся с войны.
– Паша, не торопись выходить, – тихо в эфир говорит Марик.
– Отставить разговоры! – громко осаживает его Гнётов.
Мда, сейчас и правда Менделю будет не особо радостно. Однозначно среди этой толпы есть его настоящая семья, которая вполне могла узнать про роман на стороне. Может и Алёна Буянова тут как тут.
Выключил двигатель и стал отстёгиваться от подвесной системы. Одновременно смотрел по сторонам и заметил, что на аэродроме много новых самолётов, строящихся укрытий и строений. Расширение нашего полка налицо.
– Как долетели? – весело спросил молодой техник, которого я видел впервые на нашем аэродроме.
Низкого роста, губастый и с маленьким «пушком» волос под носом. Откуда только он появился? Наверное, мне непривычно, что не Дубок меня встречает после полёта.
– Всё хорошо. А ты… – решил спросить я у техника, но он меня опередил.
– Сержант Бубко, первая эскадрилья, – представился он, поднося руку к головному убору.
– Без гимнастики, брат, – сказал я, снял перчатку и протянул ему руку, которую он не торопился пожать.
– Это… у меня руки после циатима, – неуверенно сказал Бубко, спрыгивая со стремянки и пропуская меня из кабины.
– И что? Как будто у меня чистые, – улыбнулся я и, уже стоя напротив техника, снова протянул руку для приветствия.
– Ну, ладно, – радостно улыбнулся Бубко и поздоровался со мной. – Мне сказали, что я теперь ваш техник…
– Не ваш, а твой. А что с Елисеевичем? – спросил я.
– Не могу знать. Тут перевооружение идёт очень быстрыми темпами, – махнул рукой вдоль стоянки Бубко, где уже красовались и Су-25, и Су-17, и МиГ-23.
– Понятно. А нас на 29е пересадят, значит? – спросил я.
– Так точно. Мы уже успели переучиться. К нам сюда из Липецка и Подмосковья люди приезжали. Показывали, рассказывали, зачёты принимали… лояльно, конечно, – застеснялся Бубко.
– Это нормально. Тебя как звать-то? – спросил я, снимая шлем и расстёгивая противоперегрузочный костюм. – Имя, отчество?