Аврора
Шрифт:
Рассуждения ее заметила и оценила Варвара.
— Не переживайте так, Ирочка, — сказала она, по-своему понимая ситуацию, — Если любит, то все поймет. Вон моему не раз говорили, мол, бросай ты ее, пропащая совсем баба, а он лишь смеется. Не будет, говорит, Варя моя никогда бывшей женой мне. Не бросалась она отношениями, когда мне плохо было, и я ее в беде не оставлю… — Оказалось, муж Варвары несколько раз был арестован в девяностых и даже получил один раз срок за вымогательство. — Никогда он ни под кем не ходил, — рассказывала женщина, — Про эдаких в той среде говорят —
А тем временем вечер воскресенья уже стучался в зарешеченное окно.
«Завтра все решится, — разглядывала темнеющее небо за окном Ирэн. — Завтра. Все завтра…»
Утро. День, невзирая на лето, показался девушке осенним, и за окном ветер трепал ветки старых тополей больничного парка. В курилке тоже настроение было не лучшим. Шутили мало, и каждый больше думал о своем.
Наконец обед.
— Готовьтесь, Ирочка, — заглянула в столовую Альбина Анатольевна, — Вам на три часа назначено.
Шестьдесят минут пролетели быстро.
— Ну-с, — приветливо смотрел на нее Клашевский поверх узких офисных очков, — Готовы нырнуть в неведомое прошлое?
— А мамы разве не будет? — удивилась девушка.
— Занята мама, — всплеснул руками профессор, — Вы позвоните ей, позвоните…
Я просто боюсь, вдруг упустим чего, — выдала заготовленное Ирэн, — Вы же меня слишком мало знаете — можете и не понять…
— А как же тогда переводчик? — погладил эскулап камеру на штативе, — Мы с вами, если что, пересмотрим потом и ребус этот погадаем. Если он будет, конечно. Ничего за это время не вспомнили? — жестко глянул он на девушку.
Та лишь головой помотала, мол, ничего-ничего и подумала, насколько сильно меняется иногда профессор. Вот сейчас взглядом чуть напополам не разрезал.
— Ну, тогда начнем, — взял ее за руку Клашевский, — Вы ложитесь-ка на диванчик и слушайте меня внимательно…
Голос профессора присутствовал всюду. Он заполнял любое, самое маленькое пространство в сознании Ирэн и скоро не осталось ни одного уголка, свободного от этого вязкого, но текучего тембра.
«Я неподвержена гипнозу, — еще сопротивлялась девушка, — Не подвержена, не подвержена», — сил оставалось все меньше и захотелось вдруг поделиться наболевшим, тем более неожиданно эскулап заговорил вдруг голосом Антоновского.
— Я все хочу знать, Ирочка. Все…
«Ирочка, — растворилась в бархатистом тембре Ирэн, — Как здорово, что я не одна…»
Голос нес ее далеко-далеко в ту страну, где лежит среди океана ее остров, который она иной раз высматривала на потолке.
— Остров, — шептала девушка, — Мой остров.
— Вспоминайте, — спрашивал «купец».
— Зачем тебе? — смеялась девушка, — Ты же все знаешь.
— Забыл, — грустил собеседник, — Сообразить хочу, как было, а не могу.
— Тебя что, допрашивали? — беспокоилась
— Хуже, меня пытали, — заплыло в сознание вдруг нечто страшное.
«Где я? — пыталась сообразить девушка, — И браунинг мой где?» — За нами снова придут! — заговорила она, рассматривая смутную человеческую фигуру на фоне зашторенного окна, — Придут обязательно! Где мой браунинг? Миша, отдайте. Я же умею стрелять! Вы знаете, тогда в Уфе в парке. Неужели Сергей Васильевич вам не рассказывал? В июле, когда Богдановича выручали. Как это кто Богданович, ну генерал-губернатор Уфимский. Арину тогда мою еще чуть не убили. Кто такая Арина? Да служанка моя. Вы что не помните? Почему я вас не вижу! — забеспокоилась Ирэн, — Только голос. Вы Антоновский? Нет? Следователь? Я что в охранке? Снова?
Голос купца стал беспокойным. Девушка вдруг поняла — ее сейчас допрашивают под каким-то лекарством.
«Ну, погоди, — готовилась она к полицейскому удару из французского боя ногами — «Шоссон», показанному однажды Зубатовым, — Подойди только ближе…» — Девушка понимала, на лекарстве она далеко не убежит, но шанс выскользнуть в коридор и попытаться выйти на улицу, оставался. — Не тюрьма, — оценила она оконный проем и попыталась еще раз открыть глаза, — Чем накачали-то?»
Сжала-разжала кулаки. Напрягла-расслабила мышцы ног. Все работало.
— Вам главное удержать руками противника, — говорил тогда Зубатов в поезде перед самой Уфой, — Мужчины такой прыти от дамочек никогда не ожидают, а ведь вы намного пластичнее нас и можете ногой даже в подбородок попасть.
Клашевский с удивлением рассматривал странные движения Ирэн.
«Что это? — никак не мог понять он, — Что за случай? Раздвоение личности?»
В этот момент девушка на диване шевельнулась и потянула к нему руку, — Миша, мне страшно, — шепнула она.
— Не переживай, дорогая, — поднялся и шагнул к женской фигурке Клашевский.
То, что произошло дальше, он помнил смутно.
Руки девушки мертвой хваткой вцепились в предплечья мужчины, блокируя ему руки, и острое колено неожиданно полетело откуда-то снизу, прямо в подбородок.
— Кланц, — щелкнула нижняя полуоткрытая челюсть, противно отдаваясь застарелой травмой, и в голове неожиданно поплыла розовая муть.
— Вот черт, — выругался он, но наяву изо рта у него вырвалось только легкое шипение, и ослабший профессор сполз на пол, окончательно теряя сознание.
Ирэн, ничего не соображая, еле поднялась на ноги. Если в горизонтальном положении организм еще хоть как-то повиновался, то сейчас ноги ее подкосились и девушка рухнула рядом с поверженным Клашевским.
Силы заканчивались.
— Прости, Миша, — шепнула она профессору, совсем запутавшись, — Я должна была тебе помочь…
Темнота рухнула на девушку тяжелым покрывалом, и она с огромным удовольствием приняла эти объятия, укутываясь и закрываясь в них ото всех напастей мира…
— Пять, четыре, три, — прорывался в сознание девушки обратный счет, — Когда я скажу два, вы проснетесь, и все будет хорошо.