Австралийские рассказы
Шрифт:
Нагетт хотел перебить чужака, но тот опередил его:
— Если собрание происходит в шатре, это еще не резон превращать его в цирк. В каждом цирке есть клоун, и, видать, клоун здешнего цирка — наш председатель.
Дело оборачивалось против Нагетта, и он видел это. Сделав несколько шагов вперед, он остановился, набычившись, готовый к драке.
— Еще не бывало, чтобы кто-нибудь назвал меня клоуном и ему это сошло с рук! Возьми это слово назад, либо выставляй свои грязные кулаки.
Брат Джонс метался вокруг стола. Он хотел одного: избежать драки. Но не успел он произнести и слово, как неизвестный, не дрогнув,
— Я умею и это. Но сначала я скажу, что думаю.
Он уже отчасти утратил свое спокойствие, и в его голосе слышалось волнение.
— Я не хочу превращать собрание в свалку; но все, что завоевали для своей жизни австралийские рабочие, завоевано не за игрой в пенсы, а на собраниях и в стачках. Ценой голода, а иногда и жизни. Мой отец был убит во время стачки стригальщиков [16] . Он был членом вот этого самого профсоюза. Только с тех пор профсоюз сильно расшатался… Если вы вот так проводите ваши собрания, то мне, например, не хочется оставаться членом этого профсоюза.
16
Большая стачка сельскохозяйственных рабочих, занятых стрижкой овец, происходившая в Австралии в 1891 г. (Прим. автора).
Он сунул руку в нагрудный карман, вытащил несколько бумажек и бросил их себе под ноги.
— Вот мои профсоюзные карточки. Возьмите их себе, пока не научитесь вести свои рабочие дела как следует.
Он замолчал и двинулся к выходу.
Старик Джонс вдруг оживился и расправил плечи. Двигаясь много, бойчее, он снова занял свое место у стола.
— Кандидатуре Нагетта Дейвиса заявлен отвод, — провозгласил он с торжеством. — Прошу называть других кандидатов.
— Предлагаю этого нового парня! — закричали с разных сторон, и хор голосов поддержал кандидатуру.
Чужак уже собирался отбросить полу шатра. Он остановился. Брат Джонс бросил на него ободряющий взгляд.
Нагетт был побит, побит жестоко, и сам сознавал это. Он презрительно сплюнул, повернулся и зашагал к месту, отведенному для игры в «обе вверх».
— Эй, валите сюда, — крикнул он. — Мы займемся игрой, и пусть этот умник ведет собрание сам.
Ни один человек не двинулся с места. Нагетт подождал с минуту, но когда даже ближайшие дружки отвернулись, избегая его взгляда, он выбежал вон из шатра.
Чужак поднял с пола свои карточки и стал у стола рядом с Братом и Кэрли.
— Итак, братья, — сказал он, — объявляю собрание открытым. Секретарь прочтет нам протокол.
Джоанна Кларк
Жизнь хороша
Перевод Н. Ветошкиной
Странно, когда все идет гладко, — кажется, что так оно и должно быть, и вовсе не задумываешься над тем, до чего в общем хороша жизнь.
Так чувствовала я в то время, когда познакомилась с Ларри. Конечно, с тех пор прошел уже почти год, и тогда я была совсем девчонкой —
Нас познакомил брат Нэнси, Боб. Этот Боб довольно несносный парень.
— Ларри, прошу обратить внимание — это Энн, наша рыжая красотка. Осторожнее закуривай — она огнеопасна.
— Постараюсь быть осторожнее, — сказал Ларри, и я почувствовала, что у меня вспыхнули щеки, — так смеялись его глаза.
Был субботний вечер, и мы вчетвером решили отправиться в кино. Я не помню, какая шла картина, но какая-то очень интересная, и я немножко злилась, потому что рядом со мной сидел Боб, а Ларри — рядом с Нэнси. Но потом, возвращаясь домой, мы шли все вместе под руку и распевали песни, и я — прекрасно это помню — подумала, увидев падающую звезду: жизнь хороша!
На следующий день мы поехали купаться. Когда мы пересекали гавань на пароме Мэнли, Ларри кое-что рассказал мне о себе. Он работал механиком там же, где и Боб. Он сказал, что, если когда-нибудь ему удастся выиграть в лотерею, он купит себе красивую парусную лодку, вроде тех, что плавают в залитой солнцем морской дали.
Вот как пролетел этот день, чудесный день. Мы смеялись, уплетая сандвичи пополам с песком, мы смеялись, когда на нас обрушивались огромные волны. Мы пили молочный напиток и ели сосиски, а потом взошла луна, и мы пошли покататься на чертовом колесе в Луна-парке. Когда мы взлетели на самый верх, Нэнси подняла визг, а Ларри взглянул на меня и улыбнулся, и я снова подумала; жизнь хороша!
Когда мы возвращались на пароме домой, у Нэнси был усталый и сердитый вид, и она притворилась, будто спит. Ларри пересел ко мне. Они с Бобом по-приятельски болтали о своих делах: о работе, о том, что теперь, видимо, придется туго, — так сказал представитель профсоюза. Меня все это совсем не интересовало, но мне нравилось, закрыв глаза, прислушиваться к их голосам, плеску волн за бортом парома и долетавшим откуда-то издали задорным звукам рояля и скрипки…
Когда мы спускались по сходням, Ларри спросил меня, где я работаю и можно ли звонить мне по телефону моего начальника. Я дала ему номер.
Целых три дня я ждала этого звонка. Он позвонил в четверг утром и спросил, пойду ли я с ним в субботу вечером на танцы.
Бедная моя старенькая мама! Помню, как она в пятницу примчалась в город ко мне на работу, — я получила жалованье, и в обеденный перерыв мы с ней пошли в магазин и купили миленькое бледно-зеленое маркизетовое платье — без плеч, и юбка клеш. Я собиралась на этой неделе отдать в починку туфли, но тут взяла и потратила все деньги на платье.
И вот настал субботний вечер. После было много, много других вечеров, но тот был первый; а вы ведь знаете, такой вечер навсегда остается в памяти. Жизнь кажется прекрасной, и ты словно не ты, и просто не верится, что все это может еще продлиться… Но проходит время, и ты уже начинаешь считать, что все так и должно быть, как вдруг в один прекрасный день…
Но я начала рассказывать вам про тот субботний вечер.
На танцах я никого не знала, но у Ларри там было много знакомых ребят, и когда он меня им представлял, я даже не стеснялась своих рыжих волос — с бледно-зеленым платьем они сочетались не так уж плохо.