Австрия в ХХ веке
Шрифт:
Инфляционная политика лишь на время затушевала экономическое банкротство страны. Экспортная выручка оседала в иностранных банках, финансовые воротилы, игравшие на разнице курсов валют, за несколько месяцев нажили огромные состояния. Вена и Зальцбург вновь стали раем для иностранцев – на сей раз из-за своей дешевизны. Для тех, кто не имел иностранной валюты, происходившее напоминало скорее ад. Каждый месяц цены увеличивались вдвое. Социальные выплаты превращались в насмешку, падала реальная заработная плата. Хотя правительство дотировало цены на основные продукты питания, их еще нужно было «достать». За самым необходимым выстраивались колоссальные очереди, вновь расцвел «черный рынок».
Узнав 1
Международный банковский капитал не спешил на помощь, извлекая максимум возможного из распродажи национальных ресурсов Австрии. Переговоры о предоставлении ей международных кредитов закончились подписанием Женевского протокола только 4 октября 1922 г. Австрия получила 650 млн. золотых крон под гарантии Великобритании, Франции, Италии и Чехословакии и смогла стабилизировать валюту на отметке 1 доллар за 80 тыс. крон. Страна оказалась под жестким финансовым контролем специального комиссара Лиги наций. Он единолично распоряжался доходами от пошлин и акцизов, являвшихся обеспечением международного займа.
Социал-демократическая оппозиция на словах выступила против Женевских протоколов, справедливо считая, что их проведение в жизнь будет означать стабилизацию капиталистического хозяйства. Отто Бауэр даже объявил Зейпеля предателем национальных интересов страны, однако его партия не предприняла никаких действий, направленных против режима финансовой санации, так как не могла предложить ему реальной альтернативы. Фракция СДПА голосовала за ратификацию протоколов в тех пунктах, где они вторгались в сферу конституционного права и требовали большинства в две трети парламентских мандатов.
В рамках режима санации правительство пошло на увольнение 100 тыс. чиновников всех рангов и резкое сокращение социальных программ, которые буржуазная пресса называла рудиментом революционной эпохи. Резко выросло налоговое бремя, в том числе и на трудящихся. Падение производства в отраслях промышленности, ориентированных на экспорт, привело к очередному скачку безработицы. В начале 1923 г. на австрийских биржах труда было зарегистрировано 200 тыс. человек, не имевших постоянной работы. В 1924 г. начали лопаться липовые банки, наживавшиеся в предыдущие годы на инфляции и финансовых аферах. Их вкладчики пережили очередную экспроприацию своих сбережений.
Режим санации имел не только свою экономическую, но и политическую цену. Недовольные распределением налоговых тягот лидеры земельных правительств от ХСП устроили переворот в собственной партии, заставив Зейпеля подать в отставку. И все же новая австрийская валюта (в декабре 1924 г. крону сменил шиллинг) обрела стабильность и даже стала называться «альпийским долларом». Успех санации поставил крест на воздыханиях о нежизнеспособности австрийской экономики.
Вторая половина 20-х гг. стала периодом постепенного подъема и модернизации австрийской экономики. Усилилось проникновение в нее иностранного капитала, в основном английского и американского. Государство инвестировало в крупные проекты, такие как строительство гидроэлектростанций и перевод железнодорожного транспорта на электрическую тягу. С 1927 г. правительство взяло курс на автаркию, резко увеличив пошлины на импорт. Несмотря на то, что плоды стабилизации чувствовал на себе каждый австриец, пресса справедливо писала о черепашьих темпах экономического роста и балансировании над пропастью новых кризисов. К 1929 г. валовой внутренний продукт Австрии достиг только 105 % от довоенного уровня.
Согласно республиканской конституции 1920 г. австрийская столица имела статус федеральной земли, что давало ей известную финансовую самостоятельность, позволяло вводить специальные налоги. Уже мае 1919 г. бургомистром Вены стал социал-демократ Яков Рейман, и в последующее десятилетие его партия имела абсолютное большинство в столичном магистрате, реализуя на коммунальном уровне свои представления о будущем общественном строе. Эксперимент, вошедший в историю под названием «красная Вена», вызвал огромный интерес и породил немало подражателей в западном мире. Главным полем эксперимента стали строительные площадки. Довоенная Вена была городом социальных контрастов, великолепные дворцы имперской знати соседствовали с бедными кварталами, где господствовали скученность и нищета. Туберкулез на рубеже веков нередко называли «венской болезнью». Эти авгиевы конюшни индустриализации и принялись расчищать новые власти австрийской столицы.
В рамках жилищной программы, разработанной в 1923 г., было построено более 60 тыс. квартир. Горожане охотно переселялись в коммунальное жилье, поскольку оно было не только дешевым (после войны сохранялось действие закона 1917 г. о замораживании квартплаты (Mieterschutz), в среднем она составляла 3 % заработка квалифицированного рабочего), но и привлекательным. Архитектурный облик городских окраин стали определять современные многоэтажные дома, прилегающая к ним территория была разбита на скверы, в самих зданиях помещались детские сады, общественные кухни и прачечные. Самое известное из таких сооружений – «Карл-Маркс-Хоф» – протянулось на несколько сотен метров вдоль Дуная и справедливо было названо «архитектурной метафорой классовой борьбы» (Э. Ханиш).
«Красная Вена» добилась искоренения туберкулеза, за одно десятилетие почти в два раза снизилась детская смертность. Строились специальные общежития для молодых рабочих, было введено бесплатное питание детей в школах, большое внимание уделялось организации досуга подрастающего поколения. Один из работников магистрата заметил: «Средства, которые мы вкладываем в клубы для молодежи, позволят нам сэкономить на тюрьмах».
Школьная реформа, начатая в первые годы существования республики на федеральном уровне, последовательно проводилась в жизнь только в Вене. Ее движущей силой был педагог и политик Отто Глекель, выступавший за активное участие самого ребенка в обучении, отказ от зубрежки и приближение учебного процесса к реальной жизни. Максимальное число учащихся в классе было ограничено тридцатью, учебники были дополнены рабочими тетрадями, и те и другие раздавались бесплатно, значительную роль в жизни школ стали играть родительские советы. Многие из этих нововведений представляются теперь само собой разумеющимися, но в 20-е годы они выглядели достаточно революционно.
Серьезное сопротивление реформе образования оказывала католическая церковь. Глекелю так и не удалось добиться введения принципа добровольности в изучении закона божьего в школе. Церковь отказывалась признавать государственную регистрацию брака, которая подразумевала возможность цивилизованного развода. Ее оппонентам приходилось искать обходные пути. Социал-демократические политики земельного уровня своими декретами объявляли тот или иной брак распавшимся, что позволяло бывшим супругам создавать новые семьи. Протесты вызвало даже строительство в Вене первого крематория – столичный епископ официально объявил, что души сожженных никогда не попадут на небеса.