Австро-Венгерская империя
Шрифт:
Падение производства отмечалось и в сельском хозяйстве. Чем дольше продолжалась война, тем острее были противоречия между обеими частями монархии, поскольку Венгрия, лучше обеспеченная продовольствием, не желала осуществлять дополнительные поставки в Цислейтанию, где нехватка продуктов питания стала ощущаться уже в первые месяцы войны. Так, в Праге из-за недостатка мяса с мая 1915 года в большинстве ресторанов и кафе были введены два постных дня в неделю. Правительство ввело карточки на важнейшие виды продовольственных товаров, установило предельно допустимые цены на большинство продуктов, однако из-за кризиса сельского хозяйства дефицит продовольствия становился все более заметным. Далеко не все горожане могли приобрести продукты по карточкам, зато к концу 1915 г. возник черный рынок, цены на котором сильно отличались от «официальных». Так, килограмм муки в Цислейтании летом 1914 г. стоил в среднем 0,44 кроны, год спустя — 0,80, а летом 1916-го — 0,99 кроны, причем купить ее за эти деньги было весьма затруднительно, на черном же рынке за то же количество муки нужно было заплатить
В конце 1915 г. в Австрии (Цислейтании). особенно остро ощущалась нехватка муки и хлеба. Были заведены карточки на эти товары. Рабочие Вены под угрозой всеобщей забастовки добились правительственного указа о замораживании цен на хлеб, но избежать последующего снижения норм его выдачи по карточкам не удалось. На исходе 1916 г., когда кризис австро-венгерской экономики резко обострился, учителя одной из пражских школ провели своеобразное социологическое исследование, результаты которого оказались печальны: в один и тот же день 67 учеников пришли в школу, не позавтракав, 46 детей ели на завтрак картошку, 71 человек обошелся горьким кофе без хлеба, еще 192 выпили кофе без сахара, но с хлебом, и только у 168 детей завтрак можно было считать нормальным — он состоял из чашки кофе с молоком и куска хлеба, иногда даже белого. Кстати, качество этого основного пищевого продукта тоже оставляло желать лучшего: в альпийских землях, Богемии, Моравии и Галиции в хлеб добавляли кукурузную муку, доля которой в выпечке к середине 1916 г. во многих городах достигала 60%.
Тем не менее вплоть до 1917 г. недовольство населения проявлялось главным образом в форме глухого ропота. Время от времени случались забастовки рабочих, но бастующие очень редко выдвигали политические требования (на предприятиях, занятых выпуском продукции для вооруженных сил и переведенных под начало армейского командования, бастовать вообще было запрещено под угрозой военного трибунала). Первые два с половиной военных года стали, с одной стороны, периодом, когда происходило постепенное привыкание к войне, осознание ее сложного, необычного характера, а с другой — временем, когда ничего еще не было решено. Опасность социального взрыва, однако, ясно ощущалась правящими кругами монархии, в том числе Францем Иосифом, несмотря на его фактическую изолированность от внешнего мира в покоях Шёнбрунна. В июле 1916 г. престарелый император сказал своему адъютанту А. фон Маргутти: «Наши дела обстоят плохо, может быть, даже хуже, чем мы предполагаем. В тылу население голодает, дальше так продолжаться не может. Посмотрим, как нам удастся пережить зиму. Будущей весной, несомненно, я покончу с этой войной». До весны Франц Иосиф не дожил, но его преемник вступил на престол, тоже будучи убежденным в необходимости как можно скорее заключить мир.
К такому решению молодого императора подталкивало и надвигавшееся банкротство его страны. Проблема заключалась не столько в слабости финансовой системы монархии (по таким показателям, как величина золотого запаса, уровень инфляции, количество денежных знаков в обращении и т. д. Австро-Венгрия накануне войны выглядела вполне пристойно), сколько в общей экономической уязвимости центральных держав. Германия и Австро-Венгрия не располагали столь мощными источниками сырья, как их противники — Россия с ее огромными ресурсами и Великобритания и Франция с их обширными колониальными империями. В особенно тяжелом положении оказалась дунайская монархия: ее промышленность, в отличие от германской, не была достаточно мощной, чтобы в необходимой мере удовлетворять потребности фронта и тыла на протяжении нескольких лет, а почти все источники импорта, который мог бы восполнить недостаток товаров на внутреннем рынке, оказались отрезаны противником. Основы финансовой стабильности исчезли очень быстро: баланс внешней торговли Австро-Венгрии после 1914 г. был неизменно отрицательным, падение же промышленного и сельскохозяйственного производства сопровождалось снижением расходов населения, которое пыталось отложить хоть что-нибудь «на черный день».
Вступив в войну с самыми богатыми европейскими странами — Англией и Францией, Австро-Венгрия оказалась лишена возможности получить значительные кредиты за рубежом, чтобы удовлетворить нужды армии и удержать на плаву подорванную войной экономику. Договориться о кредитах с наиболее экономически мощным из нейтральных государств, Соединенными Штатами, Вене не удалось, к тому же весной 1917 г. США присоединились к числу врагов центральных держав. Оставалось уповать лишь на внутренние займы, которых за годы войны было проведено более двух десятков: 8 в Австрии и 13 в Венгрии. Доходы австрийской казны от военных займов составили 35,1 млрд, крон, венгерской — 18,85 млрд. На самом деле, однако, немногие из них были по-настоящему успешными. В Австрии действительно крупные суммы удалось получить лишь в результате первого и третьего займов; в реальных ценах доходы от 7-го и 8-го займов составили соответственно лишь 41 и 24% от того, что принес заем первый.
Австрийская крона (введена в обращение в 1891 г. вместо прежней денежной единицы — флорина) во время войны непрерывно обесценивалась. Правда, темпы падения ее курса поначалу были не столь уж высокими: в июле 1914 г. за 1 доллар давали 4,95 крон, в январе 1916-го — 8,14. К концу войны курс превысил отметку 12 крон за доллар. Гораздо более впечатляют темпы, которыми Австро-Венгерский банк — центральный банк государства Габсбургов, — пытаясь удовлетворить военные нужды страны, расходовал золотой запас: в течение одного только 1915 г. его объем в денежном эквиваленте сократился почти на треть. К концу войны золотовалютные резервы монархии по сравнению с декабрем 1913 г. уменьшились на 79%.
в частности, взяла на себя обеспечение обеих государств резиной и изделиями из нее, а Австро-Венгрия — текстилем и кожей. В то же время до полного объединения экономического пространства центральных держав дело так и не дошло, хотя Берлин все более настойчиво пытался реализовать проект Mitteleuropa (российские историки переводят этот термин как «Срединная Европа»), бывший своего рода политико-экономическим обоснованием пангерманизма.
Манифестом политических и деловых кругов, стремившихся к максимальной интеграции центральноевропейского пространства вокруг Германии (и под ее главенством), стала вышедшая в 1915 г. книга Фридриха Наумана «Срединная Европа». Науман писал о различных аспектах возможной центральноевропейской интеграции, тесного всестороннего взаимодействия стран и народов, живущих на пространстве, «что лежит между Вислой и Вогезами, ...между Галицией и Боденским озером». Это пространство, по его мнению, должно рассматриваться «как единство..., как оборонительный союз, как экономическая область». При этом, однако, автор «Срединной Европы» подчеркивал, что осуществление выдвинутых им планов должно вести к созданию не некой суперимперии, а «союза существующих государств... Решающими, ответственными носителями развития были и остаются заключающие договор современные суверенные государства. Они делают друг другу взаимные уступки, однако... не прекращают быть субъектами будущих совместных действий». Науман придерживался оригинальных «социал-империалистических» взглядов, считая, что социальные реформы должны сочетаться с экономической экспансией сильного германского государства и его успешной борьбой за политическое доминирование в Европе. Автор «Срединной Европы», однако, не был зашоренным немецким шовинистом, о чем свидетельствуют его контакты с чешскими политиками, которым Науман пытался помочь достигнуть компромисса с австро-немцами.
Тем не менее его идеи были взяты на вооружение немецкими политиками, стремившимися к гегемонии кайзеровской империи не только на центральноевропейском пространстве,
но и в континентальной Европе в целом. Речь шла о теснейшей хозяйственной и политической привязке к Германии не только Австро-Венгрии, но и Польши, Румынии, балканских стран и Турции, в перспективе также Бельгии, Голландии, Дании и даже — после удачного для центральных держав завершения войны — побежденной Франции. При этом модель взаимодействия разных стран в рамках Mitteleuropa должна была быть достаточно гибкой. Как отмечал помощник германского канцлера Бетман-Гольвега К. Рицлер, «Германская империя — акционерное общество с прусским большинством акций, любое включение новых акционеров разрушило бы это большинство, на котором... стоит империя. Отсюда вокруг Германской империи — союз государств, в котором империя точно также имеет большинство, как Пруссия в империи».
Концепция «Срединной Европы» была воспринята в Австро-Венгрии неоднозначно. Некоторые политики понимали, что реализация проекта Mitteleuropa не только окончательно подчинит дунайскую монархию ее северному соседу, но и поставит под вопрос само существование государства Габсбургов — тоже своего рода «акционерного общества», которое, однако, было не в состоянии конкурировать с АО «Германская империя». Поэтому, в частности, вопрос о таможенной унии, неоднократно поднимавшийся на германо-австрийских переговорах в годы войны, так и не был решен положительно. Однако у австро-немецких и мадьярских националистов Mitteleuropa пользовалась большим успехом, поскольку ее реализация окончательно закрепила бы германо-венгерское господство не только в рамках государства Габсбургов, но и на всем центральноевропейском пространстве. Для «непривилегированных» же народов монархии Mitteleuropa стала этаким жупелом, зловещим символом окончательной германизации и мадьяризации, которой может обернуться победа центральных держав в войне. «Срединная Европа» подверглась и критике слева: так, один из лидеров германской и европейской социал-демократии К. Каутский отмечал, что «эта идея основана на убеждении, что будущий мир явится на самом деле лишь перемирием, цель которого — подготовка к следующей войне». В самом деле, Британской империи, России и США в концепции Mitteleuropa отводилась роль естественных соперников центральноевропейского колосса.
Хотя большинство идей Наумана осталось на бумаге, экономическая экспансия Германии и постепенное подчинение ей хозяйственного механизма дунайской монархии имели место и без их воплощения на практике. Уже в ноябре 1914 г. банки Германии при поддержке кайзеровского правительства приобрели австрийские и венгерские государственные ценные бумаги на сумму в 300 млн. марок. За четыре года войны сумма кредитов, предоставленных Германией Австрии, превысила 2 млрд, марок; Венгрия получила более 1,3 млрд. Все возраставшая экономическая зависимость Австро-Венгрии от Германии имела и негативные политические последствия. На смену видимому единству подданных императора-короля и массовым проявлениям лояльности в первые дни и недели войны пришли опасения «непривилегированных» народов по поводу резкого усиления немецкого и венгерского влияния. Война подлила масла в давно тлеющий огонь межнациональных противоречий, и это было ее самым губительным следствием.