Австро-Венгерская империя
Шрифт:
В качестве посредника для налаживания контактов между Австро-Венгрией и Антантой Карл избрал своего шурина — брата Зиты, принца Сикстуса де Бурбон-Парма. Вместе с младшим братом Ксаверием Сикстус служил офицером в бельгийской армии. (Пармские Бурбоны считали своей родиной Францию, однако вступить после начала войны в ее вооруженные силы принцам не удалось: Французская республика с подозрением относилась к потомкам древней королевской династии; бельгийский король Альберт, естественно, был лишен республиканских предрассудков и позволил братьям воевать под его знаменами.) Так называемая «афера Сикстуса» началась в феврале 1917 г. обменом письмами между австрийским императором и пармским принцем — через императорского представителя графа Эрдёди, несколько раз ездившего с этой целью в нейтральную Швейцарию. Сикстус поддерживал контакты с министром иностранных дел Франции Ж.Камбоном, который сообщил принцу условия французской стороны:
В следующем послании Сикстуса, написанном после встречи принца с французским президентом Р. Пуанкаре 5 марта, содержались обнадеживающие для австрийской стороны намеки на то, что главной военной целью Франции является поражение Германии, «оторванной от Австрии». Императору Карлу недвусмысленно предлагали сепаратный мир. Чтобы подробнее обсудить возможное соглашение, Карл вызвал Сикстуса и Ксавье в Австрию, куда они со всеми предосторожностями прибыли инкогнито 21 марта. На вилле Эрдёди в Лаксенберге под Веной состоялась серия встреч и консультаций между братьями, императорской четой и графом Чернином. Последний довольно скептически отнесся к возможности сепаратного мира: его целью был мир всеобщий, заключенный не только Австро-Венгрией, но и Германией и их союзниками.
Чернин настаивал на том, что «дело Австро-Венгрии будет окончательно проиграно, если она откажется от альянса с Германией» (Капп, II, 267). Такой подход не был следствием германофильства Чернина или неких рыцарских представлений о союзническом долге. Министр просто не хотел закрывать глаза на возможность оккупации дунайской монархии Германией после подписания сепаратного мира; Антанта не успела бы в этом случае оказать Австро-Венгрии сколько-нибудь существенную помощь. Кроме того, представлялось весьма вероятным, что сепаратный мир приведет к гражданской войне в государстве Габсбургов: большинство австро-немцев и венгров, несомненно, восприняло бы такой мир как предательство, в то время как славяне поддержали бы его. Таким образом, сепаратный мир нес с собой непосредственную угрозу существованию Австро-Венгрии и, выступая против него, граф Чернин исходил из государственных интересов. Как утверждает французский историк Ф.Фейтё, «крупной ошибкой императора было то, что он держал рядом с собой человека, который нарушал все его планы и не давал ему, руководствуясь собственным разумом и интуицией, положить конец неестественному союзу с Германией» (Fejto, 187). Однако конец этого союза мог означать и конец монархии, что никак не входило в планы Карла.
Тем не менее переговоры с бурбонскими принцами в Лак-сенберге закончились передачей Сикстусу собственноручного письма Карла, в котором, помимо прочего, содержалось обещание императора «использовать все личное влияние на моих союзников, дабы добиться выполнения справедливых французских требований в отношении Элъзаса-Лотарингии (курсив мой. — Я.Ш.)». Кроме того, Карл предлагал восстановить суверенитет Сербии — при условии, что последняя в будущем откажется «от всякого объединения... с политической тенденцией, направленной на раздробление Монархии». Таким образом, Карл совершил непростительный просчет, который впоследствии дорого ему обошелся: французы получили неопровержимое, документально подтвержденное доказательство того, что австрийский император и венгерский король не считает справедливой одну из главных военно-политических целей своего союзника — Германии: удержание Эльзаса и Лотарингии. Другой ошибкой Карла было то, что он не сообщил Чернину подробностей о содержании письма (хотя тот и знал о его существовании). Поэтому министр продолжал заверять немцев, обеспокоенных миролюбием австрийского монарха, в том, что «мы воюем за Германию, точно так же как Германия воюет за нас. Если кто спросит меня, воюем ли мы за Эльзас-Лотарингию, то я отвечу «да», потому что Германия воевала за нас под Лембергом (Львовом) и Триестом». Когда весной 1918 г. содержание императорского письма стало достоянием гласности (см. ниже), доверие к Австро-Венгрии как у ее потенциальных партнеров в лагере Антанты, так и у руководителей Германии было подорвано.
Между тем стремление Вены усадить за стол мирных переговоров и Германию закончилось ничем. На встрече с Вильгельмом II в Бад-Хомбурге 3 апреля 1917 г. Карл предложил кайзеру отказаться от Эльзаса и Лотарингии, в обмен на которые он был готов уступить Германии Галицию и согласиться с фактическим превращением Польши в германского сателлита. Эти инициативы не нашли у Вильгельма, а точнее — у стоявшей за ним военной клики, никакой поддержки. «Немцы создают страшные проблемы, — жаловался Карл Зите. — В конце концов мы будем вынуждены действовать самостоятельно, даже несмотря на риск оккупации». Характерно, что при этом «сама Германия и до, и после акции Сикстуса осуществляла зондаж по поводу мира и в Вашингтоне, и в Лондоне, не ставя в известность Австро-Венгрию и не давая никаких гарантий в части территориальной целостности последней» (Кайзеры, 470).
Весной 1917 г. к власти во Франции пришло правительство во главе с А. Рибо. В отличие от своего предшественника А.Бриана и президента Р. Пуанкаре новый премьер был настроен весьма настороженно по отношению к мирным инициативам Вены. Кроме того, он настаивал на соблюдении Лондонского договора 1915 г. между державами Антанты и Италией, согласно которому итальянцам были обещаны многие австрийские территории, включая Тироль, Триест, Истрию и Далмацию (см. главу «На фронтах»), Италия же, несмотря на далеко не блестящую ситуацию на фронте, не желала отказываться ни от одного из своих требований, хотя во втором послании, переданном Сикстусу и датированном 9 мая, Карл прозрачно намекнул, что готов уступить ей Тироль. Не помогло и давление на итальянское правительство со стороны Ллойд-Джорджа, который отозвался о письме Карла I как об «очень добром» («It’s a very kind letter»). 5 июня премьер-министр А. Рибо выступил во французском парламенте с речью, в которой заявил, что «мир может быть лишь плодом победы». Разговаривать бурбонским принцам стало не с кем и не о чем. «Афера Сикстуса» закончилась неудачей, однако ей суждено было иметь продолжение — катастрофическое для императора Карла.
Позднее, в конце 1917 — начале 1918 г., было предпринято еще несколько попыток наладить контакты между Австро-Венгрией и западными державами. Ни в одной из них, однако, уже не участвовали лица, столь близкие австрийской императорской чете и облеченные таким доверием, как принцы бурбонско-пармские. Возможно, сам выбор Карлом своих родственников в качестве посредников оказался не слишком удачным. Сказалась многовековая приверженность Габсбургов династической дипломатии, но на переговорах с демократической республикой такая дипломатия принесла больше вреда, чем пользы: аристократы не пользовались доверием радикальных республиканцев, определявших политику Франции на заключительном этапе войны. Вдобавок к началу 1918 г. произошли серьезные военные и политические перемены, препятствовавшие дальнейшим поискам мирного разрешения конфликта.
* * *
В конце октября 1917 г. австро-германским войскам удалось наконец прорвать оборону итальянцев под Капоретто. Отступление итальянской армии вскоре превратилось в бегство, и только переброска на северо-восток Италии британских и американских подразделений помогла Антанте стабилизировать ситуацию. Потери Италии за две с небольшим недели — с 24 октября по 10 ноября — составили 10 тыс. человек убитыми, 30 тыс. ранеными и почти 300 тыс. пленными; Австро-Венгрия и Германия потеряли около 70 тыс. человек. Центральным державам не удалось нанести Италии окончательное поражение, но итальянская армия надолго утратила способность вести активные боевые действия.
Зато Восточный фронт мировой войны после большевистской революции в России окончательно прекратил существование. Брестский мир был подписан 3 марта 1918 г.; Россия утратила огромную территорию — Прибалтику, Белоруссию, Украину и Закавказье. Большевистское правительство признало независимость Украинской народной республики, которая заключила с центральными державами отдельное мирное соглашение (хотя австро-венгерские и германские войска оставались на ее территории до осени 1918 г.). В дунайской монархии этот мир назвали «хлебным», поскольку надеялись на поставки украинского зерна, которые позволили бы улучшить критическую ситуацию с продовольствием, в первую очередь в Австрии. Этим надеждам не суждено было оправдаться: гражданская война и плохой урожай на Украине привели к тому, что вывоз зерна и муки из этой страны в Цислейтанию составил в 1918 г. менее двух с половиной тысяч вагонов (для сравнения: из Румынии — около 30 тыс., из Венгрии — более 10 тыс., из Германии — свыше 2600 вагонов).
Наконец, 7 мая в Бухаресте был подписан сепаратный мир между центральными державами и разгромленной Румынией. Последняя потеряла небольшую часть южной Трансильвании и Буковины, отошедшие к Венгрии, а также Добруджу, приобретенную Болгарией. В качестве компенсации румыны получили Бессарабию, оставшуюся «бесхозной» после раепада Российской империи. Бухарестский мир, однако, оказался очень недолговечным: 10 ноября 1918 г., когда уже ничто не могло предотвратить поражение центрального блока, Румыния формально во второй раз вступила в войну на стороне Антанты. Это позволило ей впоследствии настаивать на соблюдении условий соглашения 1916 г., вернуть Добруджу и получить Трансильванию.