Автономный рейд (Солдаты удачи)
Шрифт:
– Может, парень. Все бывает... Но делать нечего, припер ты меня. Придется ломать голову. И - быстро. А ты пока подождешь.
– Конечно! Я пока смотаюсь домой, поем, переоденусь. А завтра...
– Никаких "завтра"!
– прежде Полянкин говорил со мной хоть через губу, но достаточно вежливо. Как с гостем, пусть и незваным. Теперь его голос звучал с хозяйской категоричностью: - Ждать будешь тут, у меня. И не пытайся буянить. Ситуацию это упростит, но, думаю, совсем не в нужную тебе сторону... Понял - нет?
– Так чего ж тут непонятного? Я с радостью. Че мне буянить? Ежели, конечно, пожрать дадите. А то я с утра ни маковой росинки...
"Росинкой", похоже, я его доконал.
–
– А че делать? Ничего не делать. Вы, Михаил Федорович, в доле, я друзей не накалываю. Вы уж извините, если что не так сделал. Но, может, еще и выгодой все обернется?
– Я упорно делал вид, что не понимаю угрозы. Старался, чтобы Михуил ибн Полянкин сказал побольше.
– Кончай.
– Он придавил высосанную до мундштука папиросу и встал.
– Не мальчик, должен понимать: я тебя почти год ждал, не зная, что да кому ты сболтнешь. И теперь я тебя отпустить уже никак не могу. Не имею права. Так что иди за мной. И...
– Он тяжело покачал лобастой, поблескивающей залысинами головой, - очень тебя прошу: не глупи. Все еще может обойтись.
– Не, Михал Федорыч, я в порядке! Надо идти? Куда? Ага, уже иду... Надо подождать? Я подожду. Какие мои годы! Вот когда меня первый раз в камеру на губе сунули - вот тогда я понервничал, а тут, у вас, я все ж таки надеюсь на обхождение...
Не слушая меня, он только бросал за моей спиной короткие реплики: "Погоди", "Тут налево", "Стой", "Иди"... В гостиную мы с ним не вернулись. Кстати, тот люк, через который мы вошли, оказался заперт, хотя я отлично помнил, что не без умысла оставил его полуоткрытым. Мы свернули в еще один новый для меня коридор со штабелями вполне современных картонных коробок из-под компьютеров и запчастей к ним. Потом спустились по довольно широкой, как в хрущевке, лестнице и, миновав несколько стальных дверей, остановились посреди полутемного коридора возле кирпичной стены. Кирпичи были новыми. Полянкин нажал на что-то, часть стенки отъехала. Внутри была обыкновенная круглая ручка замка. Он повернул ее, толкнул, и кусок стены, в которой я бы ни за что не угадал дверь, открыл нам еще один коридорчик с еще одним стальным люком в конце. Да тут одного железа у него на тысячи и тысячи.
За люком обнаружилась вполне обычная камера: тусклая лампа в нише, забранной стальной решеткой, бетонный пол, топчан с полосатым весьма замызганным матрасом, столик с алюминиевой миской и эмалированной кружкой. Ох, как сразу есть захотелось - так в животе засосало, что на мгновение я даже перестал гадать: во что же еще я сейчас-то вляпался?
Глава четвертая. Генерал Ноплейко и Родина
У генерал-лейтенанта Ноплейко Ивана Васильевича мощный без единого волоска мудрый череп. И хотя глаза Ивана Васильевича чуть слезятся, а голос чуть дребезжит, когда ему возражают не по делу, выглядит он все равно орлом. Честным, неподкупным и несгибаемым. В своем кабинете на третьем этаже монументального здания Службы анализа и предупреждения Федеративной службы охраны (САИП ФСО РФ) Российской Федерации генерал Ноплейко пребывает только в форме. Причем форма эта выглядит непробиваемым панцирем из-за обилия военных знаков и орденских планок, из-за того ворот и плечи мундира генерала на размер-другой больше его тела. Болтающаяся в этом вороте тонкая морщинистая шея, едва, кажется, выдерживающая мощную голову, лишь подчеркивает: этот человек отдал всего себя службе. Всем, знающим генерала, известно: так разительно он похудел из-за облучения, полученного
Собственно, он и сам почти в любом разговоре упоминает: "Когда мы приступили к ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС, то..." Продолжение зависит от конкретной ситуации и мысли, которую нужно подчеркнуть или доказать: "...то ни на минуту не забывали: за нами - вся страна!" или "...то особое внимание уделяли духовно-моральному уровню личного состава!".
Сейчас, поздним декабрьским утром, Иван Васильевич, глядя на свое отражение в светлой полировке шкафа, вполголоса произносил:
– Когда мы приступили к ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС, то никто из нас не спрашивал, чиво нам может дать Родина. Кажный из нас думал только о том, чиво он сам может дать Родине! Потому мы не только выстояли, значит, но и не допустили всемирной катастрофы. Хотя и рисковали жизнями... Нет, лучше так: потому мы и смогли, рискуя жизнями, предотвратить всемирную катастрофу! Да, так - четче. Чтоб знали эти неблагодарные собаки.
Генерал готовился к выступлению в суде. Он вел огромную общественную работу, способствуя патриотическому воспитанию молодежи. И, конечно, с радостью согласился, когда прокуратура пригласила его блеснуть в качестве общественного обвинителя. Некий сопляк отказывался служить в армии. Якобы убеждения этого труса и неженки настолько расходились с тем, что делает российская армия, что он предпочел сидеть неделями в промороженном карцере тюрьмы. Лишь бы не быть с теми настоящими париями, которые его, подлеца, в это время охраняют и защищают.
– Товарищ генерал-лейтенант! К вам подполковник Катков просится, доложил селектор звонким голосом адъютанта.
– Я занят!
– Иван Васильевич, пафосные мысли которого перебили на самом подъеме, рассердился.
– Пусть попозже зайдет. Часика через два. Или три.
– Но, товарищ генерал! Он говорит, что это к сегодняшнему докладу. И важно.
Адъютант считал, что тонко льстит начальнику, называя его просто генералом. Такое обращение как бы напоминало Ноплейко, что ему уже чуть-чуть до звания "генерал армии". Расчет тут и впрямь был тонкий. Не то чтобы Ивана Васильевича так уж грели звезды на плечах. Нет, просто он стремился сделать как можно больше для родной страны. А чем больше погоны тем больше и дела. Аксиома.
Еженедельный доклад куратору был не так волнующ, как публичное выступление в суде. Но гораздо важнее. Поэтому Ноплейко раздраженно велел:
– Зови! И чаю мне.
И тут же подполковник Катков, пройдя просторный тамбур, четко зафиксировался на пороге кабинета. Его лысоватая круглая голова сидела на короткой шее так прямо, точно сам вид начальника привел Каткова в полное обомление. Если бы его сейчас увидел Муха, Олега бы удивило, насколько строевым может выглядеть тот самый щекастый распустеха, который в "MX плюс" представлялся ему заместителем гендиректора фирмы "Изумруд" Артемовым.
– Чего ты там встал?
– сердито рявкнул генерал.
– Давай докладывай, что у тебя?
Катков четким шагом подошел к его столу и положил перед генералом стопку бумаг в прозрачной пластмассовой папке. Самым верхним был лист принтерной распечатки перевода с английского небольшой заметки из американской газеты. Той самой, о которой предыдущим вечером говорили в УПСМ Нифонтов и Голубков. На предложенной генералу Ноплейко версии перевода некоторые слова и фразы были отмечены маркерами. Слова, якобы сказанные Голубковым о Грузии - желтым, а о Чернобыле - красным.