Айболит из Алабамы. Героические будни сельского ветеринара
Шрифт:
Обращаться за помощью противоречит моим принципам, я спрашиваю дорогу лишь в случае крайней необходимости: не люблю признаваться, что заблудился, или выглядеть нытиком, жалобно взывающим о помощи. Разумеется, существуют исключения, и сегодня выдался как раз такой случай. Кроме того, Ян осталась дома и поэтому никогда не узнает о моей слабости. Оставалось только отыскать кого-нибудь, кто мог бы показать дорогу к молочной ферме Джона Тома Тью!
Я раскаивался, что вообще согласился поехать к новому клиенту, к тому же проживавшему слишком далеко от клиники, но мистер Тью так отчаянно просил помочь, что я не смог ему отказать. И вот теперь я не имел понятия, где искать эту злополучную ферму, и уж тем более не знал, когда смогу вернуться в Чоктау.
Бесцельно
— В общем, до нас около полумили, если ехать мимо старой фермы Смита.
— Дело в том, что я здесь новичок и не знаю этой фермы, — извинялся я.
Разумеется, после такого признания ко мне начинали относиться как к слабоумному.
— Не могли бы вы подсказать, в каком направлении от вас ферма Бутлера?
— Я от нее в той стороне, где находится ферма Сайласа.
— Отлично, теперь все гораздо проще. Значит, держите на юг.
Приняв свой дом или кабинет за исходную точку, я пытался сориентироваться по большой карте округа, которую когда-то дал мне мистер Секстон, местный агент по недвижимости.
Иногда клиенты звонили и просили Ян, Сью, Тимми или Дика передать, что ждут меня на ферме. На вопрос, где находится их ферма, они, как правило, отвечали:
— О, док уже бывал у нас, он знает дорогу.
Хоть я не жалуюсь на память, но мне не всегда удавалось припомнить фамилию звонившего или название его фермы. Однако хуже всего были ночные вызовы.
— Поезжайте до третьего поворота с левой стороны, после старой школы в Токси. Затем доедете до большого дуба напротив лагеря. Там свернете направо и проедете еще около четырех миль. Увидите зеленую машину, припаркованную напротив коричневого трейлера. Лошадь будет в загоне позади него.
Им и в голову не приходило упомянуть, что старое здание школы снесли много лет назад, а поворот на проселок скрыли заросли кустарника. Напротив того места, где, как предполагалось, находился лагерь, поднялась небольшая дубовая роща, от которой расходилось целых три проселка. В довершение всего мне не всегда удавалось угадать цвет машины и трейлера в непроглядной темноте. Единственным источником света по ночам служили фары моего грузовика, и я мог лишь догадываться, что машина, стоящая впереди, коричневого цвета.
Все эти испытания вполне могли бы стать неисчерпаемым источником веселья, если бы время не стоило денег.
Воспользуюсь случаем, чтобы дать хороший совет выпускникам ветеринарной академии: никогда не спрашивайте дорогу в питейных заведениях. Однажды в глухую ночь где-то возле границы штата — это было в самом начале сезона охоты на диких гусей — я свернул на парковку у пивной, называвшейся «Первый шанс». Я догадался, что подъехал к ней со стороны Алабамы, поскольку на другой ее стороне, обращенной в сторону штата Миссисипи, имелась вывеска с названием «Последний шанс». У дверей стояла пара харлеев и несколько грузовиков. Некоторые автомобили были припаркованы вплотную к зданию, другие буквально перегородили проезжую часть, — очевидно, водителям не терпелось «выпустить пар». Внутренний голос шепнул мне, что поздней ночью чужаку лучше не соваться в эти двери, но в это время через открытое окно до меня донесся слащавый голос певца, и я невольно поддался ложному ощущению безопасности. Казалось, люди, способные наслаждаться проникновенными мелодиями Хэнка Уильямса, едва ли могут быть склонны к насилию.
Однако, приблизившись к двери, я сообразил, что угодил в одно из тех местечек, где, как мне рассказывали, входящих обыскивают, проверяя, нет ли у них ножа или пистолета. «Если оружия у вас не окажется, вам его выдадут на месте». Я кисло усмехнулся своей сомнительной шутке и, сделав каменное лицо, решительно вошел внутрь, вздымая сапогами облака пыли и арахисовой шелухи.
У стойки и за столами сидело около дюжины мужчин с могучими красными шеями и такими лицами, при виде которых у самого мужественного хоккеиста из самой снежной страны по спине побежали бы мурашки. Я перестал поддавать ногой мусор.
— Что бы это значило, Рыжий? — взревел бармен, крутого вида парень, одетый в майку с обрезанными рукавами.
Бармен уверенно держался за стойкой и, как видно, любил свою работу. Может быть, он любил помогать людям или, что более вероятно, предвкушал начало ежевечернего ритуала вышвыривания подгулявших молодцов на мощеную гравием стоянку.
— Не подскажет ли кто-нибудь, в какой стороне ферма Джуниора Смита, — сказал я. Мне всегда хотелось чтобы меня звали Джуниором, или Баком, или даже просто инициалами, например, ДБ, ВВ, а, может быть, и (этот вариант мне особенно нравился) УС.
— Кто-нибудь знает, где тут ферма Джуниора Смита? — проорал мой глашатай, заставив присутствующих понизить голоса на несколько децибел, а Хэнк в этот момент затянул песню о том, что он хочет стать собакой.
— Кто там спрашивает про ферму? — поинтересовался какой-то бородач бандитского вида.
Он обернулся ко мне, угрожающе выпятив торчавший живот. Его спутник, жадно поглощавший содержимое жестяной банки, был повыше ростом, но заметно уступал товарищу по размерам живота. Он прикончил свое пиво, одной рукой раздавил банку о стол, превратив ее в бесформенную лепешку, наподобие циферблата хронометра, затем беззубо ухмыльнулся и поправил красную бандану, повязанную прямо над кустистыми бровями. Кроме того, имелись пышная борода и прическа в виде конского хвоста. Я понял, что этот тип с его приятелем Пузаном и есть владельцы харлеев.
Вся толпа повернулась ко мне и уставилась на незваного гостя.
— Я ветеринар, а у Джуниора серьезно заболела лошадь. Он попросил меня приехать, но, по-видимому, я заблудился.
У меня мелькнула мысль, что надо было бы представиться человеческим врачом, — ведь не стали бы они причинять вред доктору, который спешит на помощь больному.
— Так это вы тот самый ветеринар, что прикончил корову Фреда? — выпалил низкорослый парень, сидевший в конце стойки, и глубоко, секунд на пять, затянулся сигаретой «Пикаюн». Поскольку пачку он вертел в руках, то и дело открывая и снова закрывая ее, мне удалось разглядеть название. Один мой приятель как-то хвастался, что он, как и все настоящие мужчины, курит только «Пикаюн», но позднее выяснилось, что уже первая затяжка сигаретой этой марки свалила его с ног. Глядя, как из ноздрей Коротышки вырывается густой дым, образуя плотное канцерогенное облако, почти скрывавшее его лицо, я смекнул, что имею дело с настоящим крутым парнем. Нас разделяло приличное расстояние, тем не менее я судорожно закашлялся.
— Нет, сэр, это был не я. Наверное, это был доктор Макдэниэл из Ред Хилл, — произнес я извиняющимся тоном. — Не знаю, о каком Фреде вы говорите.
Один из самых трезвых в компании попытался мне помочь, он подошел ко мне и начал объяснять, как добраться до цели.
— Вернитесь обратно к ручью. Сразу за ручьем налево уходит проселок, вымощенный гравием. Поезжайте по нему, пока не доберетесь до перекрестка, а потом…
— Нет, все не так, Бак, — заикаясь, перебил его другой парень. Я покосился на Коротышку: тот все еще разглядывал меня, то и дело глубоко затягиваясь сигаретой, которая, казалось, приросла к его губам. Пепельницей он не пользовался, и столбик пепла вырос настолько, что грозил вот-вот упасть. Пока знатоки вели спор относительно моего маршрута, столбик пепла, как и ожидалось, обломился и рассыпался по рубашке и коленям Коротышки. Вскочив с табурета, он проворно, словно обезьяна, в пору весеннего гона, принялся хлопать по одежде, стряхивая с себя пепел, хотя так и не выплюнул окурок. Я отвел взгляд от Коротышки и вновь прислушался к объяснениям, однако оказалось, что за это время мои собеседники успели окончательно запутаться.