Айвазовский в Крыму
Шрифт:
Позднее, когда он был снова в затруднительном положении, пришло сообщение о продаже его картины. Он сейчас же пишет К. В. Кандаурову: «Очень обрадовался полученному. известию о продаже в Петербурге картины «Бабушкины именины». Напиши об этом словечко, а также намекни, чтобы послали (деньги — Н. Б.) мне скорее сюда».
О бытовой стороне жизни М. П. Латри рассказал нам В. И. Беляев, в прошлом капитан медицинской службы Советской Армии, ныне пенсионер. Он работал в усадьбе Латри в юности, с 1910 по 1914 год.
«Замечательный был человек
Латри завёл у себя демократический порядок жизни. Мало того, что он заботился о работниках, он входил также во все нужды их семей. Кухня у всех была общая: Латри подавали к столу то же, что и рабочим.
Увидел как-то Латри, как мыли ребят у пруда в корыте, это очень огорчило его, и он начал строить баню. «Это ужасно, как живут люди», — сокрушался он.
У Латри не было детей, но детей он очень любил и никогда не уезжал зимой из экономии в город, пока не справлял для них ёлки с подарками на рождественские праздники».
Отношение Латри к людям, которые окружали его, работали рядом с ним, всегда было глубоко гуманным. В 1914 году, когда В. И. Беляев был мобилизован, Латри, проводив его в армию, в течение всей войны ежемесячно высылал ему 50 процентов его зарплаты, что в то время было явлением исключительным.
В 1962 году В. И. Беляев посетил выставку картин Латри в Феодосийской галерее. Глядя на картины, он узнавал не только те или иные постройки, изображённые Латри, но и рабочих, а среди них — самого себя. В. И. Беляев рассказал нам, что квартира Латри состояла из двух комнат. Одна громадная — мастерская. Часть её была занавешена: там была спальня. Дом художника окружал балкон.
В начале 1917 года Латри передал свою усадьбу рабочим, но те, не желая расстаться с ним, просили его быть у них «старшим» и продолжать вести хозяйство по-прежнему. Однако Латри решил уехать в город, где он мог всё своё время отдать искусству.
Круг интересов Латри всегда был очень широк. Он с любовью отражал в своём творчестве окружающий его мир и никогда не искал замысловатых тем и сюжетов.
С детства он видел море, оно рано вошло в его жизнь. Юношей он подолгу гостил в Феодосии, наблюдал, как под кистью Айвазовского на белом холсте возникали волны, скалы, небо и корабли, идущие под парусами в неведомую даль. Его, художника с мечтательной и романтической душой, властно влекло к изменчивой и беспредельной глади моря. Латри много раз писал его.
Особенно удалась ему картина «Лунная ночь». Лёгкая шхуна, скользящая по морю, выглядит тёмным силуэтом, закрывающим луну. Сквозь паруса едва пробивается мягкий лунный свет. Шхуна сдвинута в левую половину холста, её корпусу придан лёгкий наклон, что создаёт эффект движения. Лёгкая зыбь написана быстрыми ударами кисти, бегло положенными мазками светло-жёлтой краски по тёмному подмалёвку. Картина выполнена в скупой красочной гамме, построенной на сочетании приглушённого
Своеобразна по замыслу другая картина Латри — «Корабль в море». В живописи этой картины есть черты, роднящие её с «Гонцом» — конкурсной академической работой Н. К. Рериха.
По-видимому, картина «Корабль в море» написана в то время, когда Латри ещё применял живописные приёмы, характерные для творчества художников мастерской Куинджи. При глубокой индивидуальности искусства большинства из них все они на первом этапе развития писали широко, обобщённо и пастозно; так написаны многие ранние картины Рериха, Богаевского, Рылова, Пурвита, Бровара и других мастеров этой группы.
Типичен для этой поры этюд «Дерево на снегу» (1903 г.). Латри написал его с натуры, стремясь передать игру утренних солнечных лучей на снегу. Он ограничил сюжет, изобразив справа у края холста нижнюю часть ствола старого дерева, бугор, покрытый выпавшим снегом, широкую тень от ствола, лежащую на снегу, и несколько обобщённо намеченных деревьев вдали за холмом.
Ему удалось правдиво передать тонкую цветовую гамму зимнего пейзажа: сложную игру бликов на поверхности снега и отражение ясного неба в синей тени дерева. Небо, уходящее вдаль, придаёт изображению воздушность и прозрачность. Этюд, видимо, удовлетворил Латри, так как художник поставил на нём не только подпись, что делал очень редко даже на картинах, но и дату, которую ставил вообще в исключительных случаях.
По этому этюду, повторив его без каких-либо изменений, Латри написал картину. Но в ней проявилась композиционная ограниченность сюжета. То, что было хорошо и органично на маленьком полотне, при механическом увеличении размеров стало пусто и малоубедительно. Картине недостаёт необходимых жизненных деталей, а живопись её выглядит нарочито упрощённой, что, конечно, не могло входить в намерения такого тонко чувствовавшего природу и взыскательного художника, каким был Латри.
Это не единичная неудача в творчестве Латри. Вообще ему трудно давалась живопись без натуры. Его искусство было полноценным, живым, реалистическим, когда он писал с натуры, делая картину в один приём. Работал он с вдохновением, находясь в том счастливом состоянии, когда для художника не существует ничего, кроме острого желания уловить красоту полюбившегося ему мотива и воплотить его в живописи. Он терял ощущение времени, окружения. Он творил.
Латри не обладал большой зрительной памятью. Метод работы над картиной по воображению или по ранее написанным этюдам не был самой сильной стороной его творчества.
Работая в Судаке над этюдами, Латри был захвачен быстро меняющимся состоянием природы, которое бывает в летние вечера, когда солнце только склоняется к закату, а на востоке уже поднимается серебристый диск луны. Вначале лунный свет слаб, он растворяется в солнечных лучах, но очень скоро в наступающих сумерках становится ощутимее. Сначала это заметно только на небе, через несколько минут свет ложится мерцающей дорожкой на море и обволакивает прозрачной пеленой окрестные холмы и долины.