Айвз и Мэллоун
Шрифт:
Перед мысленным взором Кристофера вновь возник образ златовласой леди. Он толкнул тяжелую створку ворот и решительно направился в дом. Ему необходимо увидеть ее вновь, и, кажется, он придумал, как все устроить.
Обычно, проходя по коридору, увешанному семейными портретами, Кристофер задерживался у самого первого – с его тезкой, основателем рода. Но не сегодня. Сегодня он прошел мимо старой картины, даже не удостоив ее взглядом. Правда, перед дверью отцовского кабинета пришлось остановиться – путь преграждала крата.
Вид
– Дали, дай пройти, – Кристофер попытался миновать ее, но та не сдвинулась с места, – пожалуйста! – Фея проказливо улыбнулась, обнажив мелкие жемчужно-белые зубки. – Дали! – От этого холодного оклика крата наконец посторонилась.
Кристофер укоризненно покачал головой и без стука вошел в кабинет, оставив фею за дверью. Он не увидел, как ее зеленые глаза сверкнули обидой, а по волосам побежали злые огненные всполохи.
– Отец. – Кристофер остановился на середине комнаты, давая ему время отложить письмо, и только после кивка подошел к столу.
– Ты вовремя, – он потер переносицу, – я как раз думал о тебе.
Кристофер приподнял брови, одновременно удивленный и заинтересованный. Как ни хотелось сразу перейти к делу, он промолчал. Чутье всегда подсказывало, когда можно пренебречь правилами, а когда лучше следовать им с безукоризненной точностью.
– Мистер Робинсон прислал мне записку. Пишет, что вчера утром ему доставили какой-то новый сорт клубники…
Кристофер еле сдержал торжествующую улыбку – повод сам приплыл к нему в руки! Оставалось только ухватить удачу за хвост и ни за что не упускать. А уж с этим он справится!
Пока наследник графского титула готовился к визиту, Эбигейл Айвз развлекалась тем, что слушала милую, но пустую болтовню подруг. Джулия, Сьюзан и Мэри обсуждали визит в церковь, а точнее ту его часть, что касалась молодых джентльменов – их облика, их поведения, их взглядов. Разговор неизбежно коснулся и Мэллоунов.
– Впервые после похорон увидела Кристофера, – вздохнула Сьюзан и опустила глаза на вышивку. Та без дела лежала у нее на коленях уже почти час, все время, что леди провели в саду за разговорами.
Эбигейл сделала еще один ровный стежок. Откровенно говоря, она ненавидела вышивку, вязание, да и вообще любое рукоделие, но иногда сделать что-то было проще, чем создать иллюзию. Поэтому вместо того, чтобы окружить себя гламором, Эбигейл честно вышивала зеленый
– Не сказала бы, что он выглядел убитым горем… – На вышивке Джулии за час тоже не прибавилось стежков. – Скорее рассеянным.
– Умер кто-то в графской семье?
– Ах, Мэри! Конечно, вы с сестрой не знаете!
Эбигейл хмыкнула про себя: откуда бы! Они только вчера приехали! Но вместо того чтобы просто рассказать новости, Джулия позволила себе дурацкое замечание, да еще и замолчала, выдерживая театральную паузу. Папоротниковый листок обзавелся еще одним ровным стежком, вторым, третьим… Продолжила Джулия только на пятом:
– Неделю назад Джозеф Мэллоун погиб! Его лошадь взбесилась, как только он оказался в седле, – начала брыкаться, прыгать и сбросила его, ударив копытом!
Мэри ахнула и прикрыла рот руками. Ее рукоделие упало в траву, и Эбигейл с трудом сдержалась, чтобы не скорчить брезгливую гримасу. Сестра ведь не знала этого Джозефа, какое ей может быть дело до того, как он умер? Мама, точнее та женщина, что воспитала Эбигейл, говорила, что в обществе важна правильная реакция: улыбка – шутке, слезы – горю, даже если шутка оказалась несмешной, а горе тебя не касалось. Это раздражало, но правила игры Эбигейл запомнила, хотя и следовала им, только когда это было выгодно.
– Зачем же он сел на такую лошадь? – поинтересовалась она.
Подруги и сестра покосились на нее с осуждением. «Какая черствость!» – читалось в глазах Джулии и Сьюзан, «Ты опять меня позоришь!» – в глазах Мэри.
Старшая сестра всегда была правильной девочкой: не читала ничего, кроме пособий по домашнему хозяйству, слушалась родителей, не раскрывала рта, пока к ней не обратятся. Эбигейл это все претило: воспитанная людьми, она совершенно точно знала, кто она на самом деле, и следовать глупым правилам смертных не собиралась. Разве что когда это было выгодно… Впрочем, свою семью Эбигейл любила, они окружили ее заботой и не делали различия между дочерью родной и подкидышем. До семи лет она даже не догадывалась, что не человек, а потом… Эбигейл тряхнула головой, прогоняя воспоминания о болезни и открывшейся правде, и яростно всадила иглу в ткань.
– Это была его любимая лошадь, – вздохнула Сьюзан Робинсон. – Она всегда казалась мне очень спокойной! Джозеф даже катал меня на ней…
От Эбигейл не укрылся быстрый взгляд старшей сестры на младшую. Похоже, та только что выболтала секрет, который мог стоить дочерям торговца репутации. Но куда интереснее звучало то, что смирное животное внезапно взбесилось. Эбигейл нетерпеливо качнула носком – ее деятельной природе была противна сама мысль просто сидеть и ждать. Она уж собиралась зачаровать подруг и лично отправиться к графскому особняку – бродить вокруг и искать встречи, как в сад ступил он.