Аз Бога Ведаю!
Шрифт:
– Ты правь! А други мои и ветер тебя домчат.
С тем и оттолкнул ладью.
Попутный ветер судно подхватил, понес, наддали и гребцы – душа возликовала! Ехал без копья, а будто бы с копьем!
– Ну и добра ладья! – кричал он на берег Свена-льду. – В такой бы и не грех в Последний Путь!
Воевода отставал, не слышал и скоро вовсе растворился в дали.
И плыли так весь день, потом другой: супротив воли Днепра – суть течения, не выгребали, а несли ладью сведомые в морских делах и неустанные бойцы Свенальда. И вот на третий Святослав позрел, как стаи лебедей, кои весь путь напереди летели, иные ж за ладьей, хотя была уж осень, и птицам след лететь обратно, из
Князь к берегу причалил и встал. Встревожились и кмети.
– Ой, не к добру сей птичий крик и ярый их полет. Беда в порогах ждет, должно быть, не пройти. Осень суха, Даждьбог не льет, воды немного. А коль в порогах бурно и камни обнажились, нам не пройти их.
Лихие в гребле и ратище, мужи не знали истины, не ведали, что птицы зрели супостата и знак давали. Сам Святослав токмо в сей миг увидел западню и осознал, что избежать ее на сей раз не удастся.
Рока не избегнуть – пробил час! И не Свенальд выманил его из Переяславца – суть из-под обережного круга Земли Сияющей Власти.
Боги…
– След подождать дождей, – советовали кмети. – Иль брегом обойти пороги и дале плыть.
– Добро, – им князь ответствовал, а в самом деле говорил богам. – Как вы велите. Я знаю, как ходить по суше. В морских делах не сведем.
Так постояли день, на птиц взирая, коих прибывало с каждым часом, и небо над порогами кипело от лебединых стай. – А в полночь их нагнал Свенальд с отрядом.
– Ты далее поезжай, – велел Свенальду князь, хотя десница на мече вспотела. – Не жди меня. Мне ведомо, что есть суть отчая земля, и как стремятся сердце и взор ее позреть. А мне же будет больно глядеть на мать усопшую. Я тут постою еще… Ты же скачи и не жалей коней. Но будет просьба, окажи услугу!
– Готов я, князь…
– Я у ромеев полонянку взял, Дарина именем, и красоты невиданной. Хотел жениться сам, чтоб род продлить… Да, чую, поздно. Ты в Киеве скорее будешь, возьми ее с собой, а там отдай Ярополку в жены. Пусть он мой род продлит. И пусть через сию деву постигнет истину, что есть суть бог.
Воевода соскочил с коня и поднял над главою светоч.
– Не вразумел… Минута роковая, а ты твердишь о деве. Ужели нет другого дела или указа, твоей воли?
– Нет, Свенальд, се самая сердечная воля и высший мой указ – вот эта дева. А что еще в минуту роковую можно передать сыну? – князь взял полонянку на руки, ровно дитя, и вынес из ладьи. – Я бы поставил на показ, да не могу снять покрывала с ее лика… И расплескать, рассеять красоту боюсь, и опасаюсь, коли открою сие диво, мне далее плыть не захочется. А след пройти пороги!
– Здоров ли ты, княже? – что-то почуял старый наемник. – Мне речь твоя неясна… Дев я повидал, и дива. Но стоит ли оно, чтобы презреть все хлопоты, заботы старшего рода и тризну по матери? Не распоряженья слать, но полонянку, суть добычу ратную? Ежели даже она красна и лепа? Неужто Ярополку она в сей миг нужна – не слово отчее?
– Не токмо Ярополку – всей Руси нужна, – при этом Святослав бесценное бремя покачал на дланях, словно усыпляя. – А может, и миру… Пока не ведаю, поскольку так далеко не зрю. Она в монастыре жила и суть инокиня. Я на нее взглянул и изумился – чудо! Меня же обступили старцы в черных хламидах и говорят: мол, не бери черницу, она богу служит. Отнимешь у господа его красу – разгневается и накажет. Мы любим своего бога и посему несем из мира все самое прекрасное – его творенье суть. Тогда я им ответил: не любите вы бога и не зрите его промыслов. Коль зрели, бы, такое диво не заточили
– Возьму, не велика услуга, – сказал Свенальд, однако князь зрел – не внемлет слову, ибо, сняв шелом и обнажив свой лоб, меченый рабской метой, слушает ночь и гулкий шум порогов.
– Гляди же, покрова не снимай, – предупредил Святослав. – Да следи, чтоб встречный ветер его не сдернул. Не то рассыплется краса, как пепел…
А воевода гнул свое:
– Послушай, княже, а что за крик стоит? Се там, в порогах? То ль рог боевой, то ль голоса жен-плакальщиц…
Он птиц не зрел, поскольку мрак стоял, сгущенный влажной пылью.
– Река кричит, – тут отмахнулся князь. – Ей тоже больно, когда о камни бьется… Давай, скачи! И полонянку, вот, возьми… Запомни, Ярополку!
И вынес деву на руках…
18
Свенальд примчался в Киев на восходе дня и прямиком на двор княжеский. Снял полонянку с седла и Ярополку в руки.
– Се жена тебе, отец прислал. И передать велел, мол, для продленья рода… Слов рек довольно, да токмо многих я не расслышал – порог гремел и кто-то там кричал: то ли труба, то ли на помощь призывали… Сам скоро будет, остальное скажет. Ну, прощай, мне недосуг.
– Ты погоди, Свенальд! – смутился Ярополк. – Мне не до женитьбы… Бабка примерла! Кто станет править тризну?
Сего не слышал воевода, поскольку уж скакал ко своему двору, настегивая плетью лошадь. А Ярополк смущенный снес полонянку в терем и там усадил в светлице на женской половине.
– Сиди пока, коли отец прислал…
Сам в гридницу ушел, где боярский круг совет держал, кому же править тризну по княгине, коль старший рода Святослав не едет, а Ярополк для действ сиих еще не зрел. Как водится, рядили долго, правды не нашли и разошлись по дворам до завтрашнего утра – мол, мудренее вечера. Когда же Ярополк вернулся, гречанка-полонянка сидела точно так, как усадил – и с места не сошла, не шелохнулась.
– Да ты жива ли? – спросил он и покрывало сдернул.
И в тот же миг забыл все хлопоты, и даже тризну…
А у Свенальда возле самых врат пал верный конь, и хвост в репьях откинул.
Лишь на мгновение Свенальд привстал на колено.
– Эх, жаль, не добежал… Ну что ж, возьму другого. Тебя велю земле предать…
Служанка старая, завидя господина, засуетилась, заохала:
– Свенальдушко! Ой, батюшка, откуда? Без весточки, без знака! Ведь не ждала! И баню не топила…
– Я в баню не хожу! Давно б пора зарубить на носу! – и сам засуетился воевода.
– Да ведь забыла!.. Прости, родимый! Ты ведь после сечи!
– На сей раз в сече не был!..
– А что же весь в крови? Эвон, уж и засохла, и свежая…
– Кто? Я в крови? Да ты совсем ослепла!
– Нет, батюшка, да ты позри… Не кровь ли се? Позри, вон каплет… Ее-то отличу от пота, не первый год стираю.
Позрел Свенальд, и в другой раз бы дался диву – откуда кровь пристала к одеждам, сапогам, лицу – до тела все промокло и впитывалось им? Однако же сейчас значенья не придал, махнул рукой.