Аз Бога Ведаю!
Шрифт:
И не у кого было спросить совета…
Княгиня затаилась у окна, призвав тиуна, велела ему выйти во двор и сказать киевлянам, кто сотворил злодейство и кто выхватил из сруба приговоренного князя. Бледный молодой тиун оставил оружие и вышел на красное крыльцо. На какой-то миг за стенами терема стало тихо, однако ор и крик взметнулся с новой силой и задрожала в окнах мутная слюда.
– Возьмем Свенальда! – кричали в толпе, и над головами уж заблистали мечи. – Где Свенальд?! Аида к его хоромам!
– И княгиню
– Княгиня оправдалась, выдав Свенальда! – протестовали им. – След взять Свенальда и поднять на встряску!
– На дыбу! На дыбу его!.. Не виновна княгиня! Сама отдала сына суду!
– Пусть выйдет княгиня! Хотим ее послушать!
– Ара-ра-ра-ра!..
Единодушие толпы раскололось: одни тянули к хоромам воеводы, другие намеревались идти на приступ терема и уж таран готовили, чтобы выломать окованные двери. Княгиня решилась выйти на гульбище и предстать перед киевлянами, но шум вдруг оборвался. Обманчивая тишь повисла над двором, переполненным народом: зазвенело в ушах! Она, словно напуганная птица, ударяясь о стены галерей, взлетела на гульбище…
И тут позрела, как во двор вступает тот, о ком забыли уж в Киеве – Лют Свенальдич! Кольчуга поржавела, шлем мечами поскопан, вместо левого глаза – черный провал…
В сопровождении подручных дружинников он шествовал к красному крыльцу, и оцепеневший народ расступался перед ним, словно перед навьей. Уж и забыли о княгине, воззрившись на Люта. Да недолгим было ошеломление, и Свенальдич одолел княжий двор лишь до середины. Над скуфьями бояр прозвенел медью суровый, гневный голос:
– Свенальдов отпрыск! Ату его! Возьмем волчонка – волк прибежит на зов!:
И дюжие молодцы, сыны боярские, в единый дух скрутили Люта и подручных его, поставили на колени. Лют же не противился, ибо увидел княгиню на гульбище.
– Княгиня-матушка! Я вернулся!..
Рой тяжких кулаков взметнулся и доскепал шлем, Свенальдич взбугнул, ровно бык, и, обмякнув, расстелился по земле. Молодцы же лихие, забывши правду боя, взялись молотить лежащего, и, верно, забили бы насмерть, но тут затворились ворота и над заплотом округ терема встали ратники с обнаженными мечами – дружина Лютова – застучали о щиты, грозя свалиться на головы толпе.
Все предусмотрел Свенальдич!
Подхватывая шапки, боярские сыны отпустили Люта, и сами бояре, сплевывая гнев и ярость, примолкли. Свенальдич утер кровь с лица и попытался встать на ноги, да не удержался, вновь упал на колени. Содрал с головы измятый шлем.
– Вернулся я, матушка-княгиня!..
И тут воззрился народ туда, куда Лют смотрел – княгиня на гульбище стоит, в белых одеждах и сама белая, словно полотно. Среди вельмож промчался шепот, ровно ветер-низовик.
– Испугалась
– Должно быть, виновата…
– Дайте витязю слово молвить! – звенящим голосом сказала княгиня.
Лют отплевал кровь, утер бороду и, скрипя кольчугой и опираясь на ножны меча, поднял себя с земли.
– Благодарствую, матушка, добром встречаешь… Что псов-то своих натравила?
– Не я натравила, – сдержанно ответила она. – Твой отец против себя и против меня бояр поставил, народ возмутил, Сам утек, а киевляне пришли учинить с меня спрос.
Толпа окончательно умолкла. Бояре положили на землю обезглавленные тела, рукава опустили.
– Устал с дороги, день и ночь скакал, – проговорил Лют. – Ты бы хоть чарку поднесла, как водится. Не по своей нужде ходил – твою волю исполнял.
Княгиня махнула отрокам, и те проворно вынесли Свенальдичу двуручный ковш с хмельным медом.
– Испей, витязь, да .сказывай, с какой вестью явился.
– Могла бы и сама поднести, – дерзил Лют. – Любо было бы из твоих рук принять.
– Честь воздам по чести, – отрезала княгиня. – Хочу на сокровища позреть.
Свенальдич отпил меда, не тая злобы, уставился на бояр.
– Опять измену замыслили, сивобородые? Затеяли князей судить? На колы сажать?.. Вам, племя воронье, хоть Рода призови править – все не по нраву!
– Нишкни, Лют! – прикрикнула она. Не смей порочить бояр! За ними правда!.. Показывай, что добыл за морями.
– Спустись же ко мне, матушка. Или дозволь к тебе подняться.
Помедлив, княгиня не спеша спустилась во двор, к народу. Толпа расступилась…
– Где сундуки с золотом? Где камни-самоцветы?
– А здесь все поместилось, – Свенальдич огладил свою грудь. – Поболее принес, чем ожидала.
– Показывай!
Два тиуна по обе руки княгини замерли, готовые в любой миг сразить Люта, а тот распустил кольчугу на груди и неторопливой рукой достал нательный крест.
– Позри, матушка… Довольно ли здесь золота?
Помудрел Свенальдич, блуждая по Северу и по студеному морю. Или кто надоумил? Эвон как все ловко обернул! И посмел ко двору явиться…
– Это золото ты себе добыл. А что же мне принес?
– И тебе достанет, – проговорил Лют. – И всей Руси будет довольно золота…
Словно чародей-потешник, он вдруг извлек из-под кольчуги серьгу – Знак Рода! Воздел ее над головой.
– Добра ли серьга нашему князю? Княгиня просияла и уста сами возопили:
– Ликуйте! Ликуйте, люди!
Она приняла из рук Свенальдича священный Знак, прижала его к устам. Бояре сгрудились, взирая на радость княгини, затаили дух: знать, сговорились варяги – отец и сын. Один умыкнул князя из сруба, другой принес ему утраченный Знак Рода… Но видится в этом промысел божий!
Княгиня взяла за руку Люта, возвела его на красное крыльцо.