Аз буки ведал
Шрифт:
– Я мимо ехал. По делам отцовской фирмы. А у меня в дороге все документы украли. Теперь как привязанный. Без права эмиграции, но и без прописки. Бомж!
Тон был взят не тот, но нужно было уйти от игровых правил Дажнева. Глеб с надеждой взглянул на совсем затихшего Анюшкина. Тот оказался на высоте:
– Владимир Викторович здесь столп и утверждение. Какое огромное мероприятие на нем! Действительно - тут с полсотни лидеров, да каких ярких и ярых лидеров! Это только подумать: ведь не к каждому люди поедут. Со всей страны. Да в такое трудное материальное время. А он вот собрал.
От таких лещей Дажнев даже не поморщился. И это вот действительно было хорошо. Это был отнорочек на крайний случай. Теперь Глеб тоже заулыбался ему лицо в лицо:
– Я действительно оказался тут в крайне глупом положении. Без связей, знакомств. О политике, кажется, здесь никто не слышал. Хотя, может, это и к лучшему?
– Нет, вы так не говорите! Так нельзя унывать. Что бы ни случилось, мы должны смотреть только вперед. В этом наша жизнь. И прежде всего, мы должны уже сейчас готовиться к новым выборам, искать и вовлекать новые силы, находить и адаптировать новые идеи. Политика должна быть делом каждого гражданина, каждый должен стать сознательным патриотом, только в этом залог победы. Без того, чтобы во всех домах люди начали четко понимать, как демократы обкрадывают лично каждого, лишают будущего их детей, а у стариков отнимают их славное прошлое - нет ни малейшей надежды на успех. Мы проигрываем в деньгах, но наша сила в людях...
Удивительно, как Дажнев, шагая очень не спеша, очень спокойно и размеренно, умудрялся все время быть чуть-чуть впереди их. Так, даже не на полкорпуса, меньше, но впереди. С ними теперь все здоровались: кто-то громко издали, кто-то молча пожимая руки. Чувствовалось, как удивленно смотрели в спину. "Надо бы тоже раздеться, подзагореть и слиться с местным социумом". Тем более что за эти дни он очень неплохо похудел. Глеб позволил себе сменить тему:
– Удачно выбрали место. Такая красота вокруг.
– О, это действительно так. Нас глава района тут повозил, показал достопримечательности. Мосты, горные покосы, озера, плотина у них тут есть чудесное впечатление. И в тайге, на кордоне побывали. Там и познакомились с добрым Анюшкиным. Вы же сейчас там тоже отдыхаете?
– Отдыхаю.
– Не вздыхайте, я попрошу главу, он вам посодействует. Документы восстановят, и все обернется просто приятными воспоминаниями о приятном отдыхе. А сейчас мы отобедаем. Что там Юлечка нам приготовила?
Они подошли к угловой палатке. Под развернутым пологом большого тамбура стоял складной алюминиевый столик с белым пластиковым покрытием и маленькие складные стульчики. "Да как он, такой здоровый, на них сидит?" Глебу уже улыбалась пышная красавица в накинутом поверх купальника светлом тонком пончо - чтоб плечи не обгорали. В ее присутствии Дажнев несколько потерял свою монументальность, даже в массе вроде как поубавился. Гостей посадили рядом за еще пустой столик, а хозяин нырнул внутрь за рубашкой.
– Какой у вас представительный муж. Сразу видно спортивную закалку и хороший уход умеющей любить жены.
Глеб вдруг получил ногой пинка от такого тихого-тихого Анюшкина. Юля особо обворожительно улыбнулась и тоже исчезла за соседнюю
– Вы что?!
– совершенно беззвучно зашипел Анюшкин ему в самое ухо. Она ему не настоящая жена... Вы же сейчас...
Дажнев вышел в шикарной рубашке с картинкой на тему далеких островов. Сел осторожно, прочувствовал прочность, облегченно вздохнул.
– Мне не пришлось быть тогда в Москве. А я так хотел. Ведь очень многие из моих товарищей тогда стояли у "Белого дома". Да вот не судьба... У сына случились форс-мажорные обстоятельства... с институтом... Но какую же бойню эти демократы учинили, какой позор на весь мир! И еще после этого они на что-то надеются! Нет, после такого их власть не вечна. И когда мы придем, они за все ответят. За все.
Юля грациозно вынесла прозрачный пластиковый поднос, уставленный большими и маленькими тарелками, тарелочками, розетками, стаканчиками и цветными пачечками. Она опять особо улыбнулась Глебу и стала накрывать. Как это все поместилось на столике? Это чудо, просто чудо! Юля цвела.
– Да, она у меня действительно молодец. В таких в общем-то диких условиях суметь сохранить полное ощущение домашнего быта. Мы же за это лето второй лагерь проводим. Первый на Урале. Но там задачи иные, чисто политические, организационные. А здесь нами впервые проводится лаборатория на сверхидеологические изыскания. Психотронные, если можно так сказать. Впервые в мире!
Еда, за исключением местного алтайского сыра и хлеба, в основном была вся из импортных упаковок. Анюшкин ел очень осторожно, комично разглядывая через свои лупы каждую бумажку, каждую буковку. Все начали потихоньку над ним подтрунивать, он оправдывался тем, что, когда готовит сам, даже не догадывается сколько получается в результате холестерина, сколько естественных и неестественных красителей и консервантов.
– Консервов, тех точно полбанки уходит. Если больше бухнуть, то тогда действительно жиров мне многовато. А? Так ведь в Бийске они консервы из одного сала и жил только делают! Да если бы проклятые американцы подсчитали, сколько мы этого "яда" за свою жизнь съели, они бы ничего такого на баночках не писали, не мелочились бы. А просто крупными такими буквами: "Ешь!" - и все. А то мучайся теперь, высчитывай - чем теперь ужинать, чтобы суточный баланс в организме поддержать после этакого.
– Володя, тебе надо Анюшкина к себе ассистентом брать. На лекции о раздельном питании!
– Юля хохотала, держась за спинку стула Глеба.
– Правильно! Владимир Викторович будет себя на моем фоне показывать и доказывать свои теории: он такой большой - от раздельного питания, а я такой маленький - от всеядности! Очень будет наглядно.
– Договорились! А если без шуток, то, конечно, совершенно не важно, что и как ты ешь. Наша же задача - научить человека контролю за собой. Самоконтроль - это основа и личного, и социального благоустройства. На этом вся партийная дисциплина и держится. Только человек, следящий за любыми своими проявлениями, может быть человеком будущего века. Человек, несущий свою свободу на щите самоограничений. Как лик Горгоны.