Азбука осознанности
Шрифт:
С одним я согласен: у каждого должна быть свобода, и равная свобода, быть самим собой. Говоря точнее, свобода означает, что каждый свободен быть неравным! Равенство и свобода не могут сочетаться, не могут сосуществовать. Если вы выберете равенство, свобода должна быть принесена в жертву, а со свободой приносится в жертву все. Религия приносится в жертву, гений, сама возможность гения, приносится в жертву, высшие качества человека приносятся в жертву. Все должны быть приведены к низшему знаменателю, только тогда вы можете быть равны…
А мое наблюдение говорит, что каждый человек рождается с каким-то особым талантом, каким-то особым, свойственным ему гением. Он может
Никто не бездарен, каждый приходит с мир с определенным потенциалом. Но идея равенства опасна, потому что роза должна быть розой, а ноготки должны быть ноготками, а лотос должен быть лотосом. Если вы станете пытаться сделать их равными, то вы все разрушите; розы, лотосы, ноготки, — все они будут уничтожены. Вы можете преуспеть в том, чтобы делать пластмассовые цветы, которые будут в точности равны друг другу, но они будут мертвыми.
И именно это произойдет, если социализм станет всемирным образом жизни: человек будет низведен до продукта, изделия, он будет низведен до машины. Машины равны. У вас может быть миллион «фордов», в точности равных друг другу. Они проходят по конвейеру, абсолютно такие же, как и все остальные. Но человек не машина, делать из людей машины значит разрушить человечество, стереть с лица земли…
Идея равенства совершенно антинаучна, непсихологична. Я могу принять ее только в одном смысле: каждому должны быть даны равные возможности быть самим собой, — то есть быть никому не равным. Вы должны понять этот парадокс: каждому должна быть дана равная возможность и свобода быть собой, — а это просто значит, что каждому должно быть дано равенство быть неравным.
По сути дела, людям нравится жалеть других. Они всегда ищут ситуации, где они могли бы пожалеть других, — это наполняет эго, это дает пищу для эго. Если у кого-то сгорел дом, вы придете к нему со слезами на глазах и изобразите такое сочувствие, такое участие, как будто вне себя от горя. Но глубоко внутри, если вы будете внимательно наблюдать, вы обнаружите какую-то радость, какой-то триумф.
Но люди никогда не смотрят внутрь себя. А радость непременно будет, и по двум причинам: горит не ваш дом, «слава Богу!» — это первое. Во-вторых, вы, должно быть, наслаждаетесь своими слезами, потому что, если кто-то строит новый дом, прекрасный дом, вы чувствуете зависть, вас мучит зависть. Вы не можете наслаждаться, вы не можете «сочувствовать» в радости, «принимать участие» в радости. Вы хотите этого избежать — и вы даже не смотрите на этот новый дом.
Если вы не можете сочувствовать другим в радости, разделять чувство радости, как можете вы сочувствовать в беде? Если вы завидуете, когда другие радостны, тогда вы будете радоваться, когда они в беде. Но вы не покажете этого, вы изобразите жалость. «Жалость» — не очень хорошее слово.
Есть несколько слов, которые весьма некрасивы, но считаются хорошими, достойными, — такие слова, как «долг», «служение», «жалость»; эти слова уродливы. Человек, который исполняет долг, не человек любви. Человек, который совершает служение, ничего не знает о любви, потому что служение не совершают, оно свершается. А человек, который кого-то «жалеет», определенно наслаждается некоторым родом превосходства: «Я все же не в таком жалком состоянии, другой в более жалком состоянии. У меня есть над ним превосходство: я могу пожалеть его».
Любящий никогда не чувствует превосходства — любящий не может чувствовать превосходства, любящий не может даже подумать о том, что он делает кому-то одолжение. Напротив, когда кто-то принимает вашу любовь, вы чувствуете себя обязанным, вы благодарны за то, что ваша любовь не отвергнута — ее могли отвергнуть, — что ваша любовь почитается, приветствуется. Вы чувствуете себя обязанным, вы благодарны, вы признательны.
Христиане продолжают называть Иисуса спасителем, но это чушь. Если Иисус спаситель, тогда почему мир до сих пор страдает? Иисус уже приходил! Он уже мог разрешить проблемы всех людей. Но он не избавил никого от проблем, не избавил даже христиан — он этого не может! Никто этого не может. И хорошо, что не может, потому что, если бы спасение можно было дать, его можно было бы и отнять. Если свободу предоставляет вам кто-то другой, тогда на самом деле это не свобода, это новое рабство.
Свободы можно добиться только собственными усилиями. Никто не может дать вам свободы, поэтому никто не может ее и отнять. Она ваша и только ваша.
Зачем спешить? В вашем распоряжении целая вечность! Вы всегда были, вы есть, вы будете всегда. Ничто никогда не исчезает. Тот факт, что ничто никогда не исчезает, уже научно подтвержден. Если материя не исчезает, как может исчезнуть сознание? Материя относится к очень грубому уровню существования. Если существование так ценит грубое, неужели вы думаете, что оно не ценит более высокие проявления? Более высокое выше ценится! Если материя сохраняется и не может быть разрушена, сознание тоже не может быть разрушено. Это наивысшее выражение жизни, выше которого ничего нет. Это самый Эверест жизни, пик, выше которого ничего нет. Все существование приближается к этому пику. Спешить некуда.
Само понятие спешки — порождение ума. Позвольте мне сказать это по-другому: ум и время синонимы; как только ум останавливается, останавливается также и время. Чем больше вы находитесь в уме, тем больше вы находитесь во времени; чем меньше вы находитесь в уме, тем больше вы находитесь вне времени.
Спонтанность просто означает, что теперь ничто не мешает вашей внутренней природе выразить себя. Все камни устранены, все двери открыты. Теперь ваша внутренняя природа может петь свою песню, может танцевать свой танец…
Спонтанность не может быть создана; а если она создана, это не спонтанность. Тогда появляется противоречие: если спонтанность прививается, насаждается — очевидно, что она не спонтанна. Искусственная спонтанность не может быть истинной; она будет ложной, фальшивой, притворной. Она будет как маска. Вы можете изображать спонтанность, но она будет ненастоящая. Она не может быть глубокой; она останется только нарисованной на поверхности. Стоит лишь оцарапать человека, «вырабатывающего» в себе спонтанность, и его спонтанность исчезнет. Он только играл роль, он не был по-настоящему спонтанным.
Настоящая спонтанность приходит из центра, не прививается, не вносится извне, потому мы и называем ее спонтанностью. Нельзя выработать ее, нельзя создать ее, — и незачем. Но если вы хотите стать актером, если вы хотите играть роль, дело другое — но имейте в виду: любая реальная ситуация немедленно спровоцирует ваш ум. Он устремится к поверхности; вся спонтанность исчезнет…
Так что я скажу, что прежде всего нужно помнить следующее: спонтанность должна быть открыта, или, лучше будет сказать, открыта заново, потому что, когда вы были ребенком, вы были спонтанны. Вы утратили спонтанность, потому что в вас насаждалось слишком много искусственного — дисциплины, морали, добродетели, характера. Вы научились играть множество ролей; поэтому вы разучились просто быть собой.