Азбука осознанности
Шрифт:
Лишь изредка вы позволяете кому-то войти в свой храм. Так и должно быть. Если через храм постоянно проходит целая толпа народа, тогда это больше не храм. Тогда это, скорее, зал ожидания в аэропорту, но не храм. Редко, очень редко вы позволяете кому-то войти в самое сокровенное пространство внутри себя. Это и есть любовь.
Будда очень много использует слово таковость. На языке Будды это татхата — таковость, естьность. Вся буддистская медитация в том, чтобы жить в этом слове, жить с этим словом,
Вы едите в таковости, вы спите в таковости, вы дышите в таковости, вы любите в таковости, вы рыдаете в таковости. Естьность становится вашим образом жизни, вам не нужно беспокоиться о ней, думать о ней; вы есть естьность. Как раз это я подразумеваю по словом «впитывать». Вы впитываете ее, вы усваиваете ее, она течет в ваших жилах, входит до мозга костей, достигает самого биения вашего сердца. Вы принимаете.
Помните, слово «принимать» — не очень хорошее. Оно имеет неправильную нагрузку — из-за вас, не из-за самого слова, — потому что вы принимаете, только когда чувствуете беспомощность. Вы принимаете неохотно, скрепя сердце. Вы принимаете, примиряетесь, только когда не можете ничего поделать, но глубоко внутри хотите другого, вы были бы счастливее, если бы повернулось иначе. Вы принимаете как нищий, не как король — и разница огромна.
Если от вас уходит жена, — или уходит муж, — в конце концов вы это принимаете. Что тут можно сделать? Вы страдаете, вы плачете и горюете, вы проводите многие ночи в тяжких раздумьях, тревогах, вы живете как в кошмарном сне… но что делать? Лечит время, не понимание. Время — и помните, время необходимо только потому, что нет понимания; иначе исцеление случается мгновенно.
Время необходимо потому, что нет понимания. Так что постепенно — через шесть месяцев, восемь месяцев, год — все тускнеет, теряется в памяти, покрывается слоем пыли. Через год, постепенно, вы забываете.
Тем не менее, иногда рана болит. Иногда вы видите на улице какую-то женщину — и внезапно вспоминаете. Какое-то сходство, что-то в ее облике или в походке, и вы вспоминаете жену — и старую рану. Потом вы влюбляетесь в кого-то другого, потом собирается еще больше пыли, и вы вспоминаете реже. Но даже с новой женщиной — иногда, что-то у нее в глазах… и вы видите жену. Она напевает в ванной… и вы вспомнили. Рана снова открылась.
Вам больно, потому что вы несете прошлое. Вы несете все, поэтому вы так обременены. Вы несете все! Вы были ребенком, и ребенок по-прежнему в вас, вы несете его в себе. Вы были юношей, этот юноша по-прежнему в вас, со всеми своими ранами, переживаниями, глупостями — у вас внутри. Вы несете все свое прошлое, слой за слоем — все у вас внутри. Поэтому иногда вы регрессируете, возвращаетесь вспять.
Если что-то случилось и вы ничего не можете сделать, вы начинаете плакать как ребенок. Вы регрессируете, возвращаетесь в детство, вас охватывает состояние ребенка. Ребенок лучше вас умеет плакать, и вот он приходит и подменяет вас, и вы плачете. Вы можете даже начать топать ногами, совсем как ребенок в приступе гнева. Но все это внутри.
Почему вы несете такой груз? Потому что вы никогда ничего по-настоящему не принимали. Слушайте: если вы принимаете нечто, оно просто-напросто не становится грузом, и в вас не остается раны. Вы приняли явление; вам нечего из него вынести, вы свободны. В принятии вы свободны. В полупринятии-полунепринятии, в вынужденном, невольном принятии — вы продолжаете нести его.
Запомните одну вещь: все незавершенное сохраняется в уме на веки вечные, все завершенное — отпадает. Потому что ум имеет тенденцию нести в себе незавершенности, в надежде что однажды, может быть, представится возможность их завершить. Вы по-прежнему ждете, что жена вернется, или муж вернется, или те ушедшие времена — вы по-прежнему ждете. Вы не трансцендировали прошлое, не шагнули за его пределы.
Из-за перегруженности прошлым вы не можете жить в настоящем. Ваше настоящее сминается, комкается прошлым, и ваше будущее будет таким же, потому что груз прошлого будет расти и расти. С каждым днем оно становится все тяжелее и тяжелее.
Когда вы действительно принимаете, в этом состоянии таковости нет недовольства, и вы не беспомощны. Просто вы понимаете: такова природа вещей. Например, если я захочу выйти из этой комнаты, я выйду через дверь, не через стену, потому что пытаться пройти через стену все равно что просто биться в нее головой; это просто глупость. Такова природа стены — препятствовать, так что не пытайтесь пройти сквозь нее! Такова природа двери, что вы проходите через нее — потому как дверь пуста, вы можете пройти через нее.
Когда Будда принимает, он принимает стену как стену и дверь как дверь. Он проходит через дверь, он говорит, что это единственный путь. Сначала вы пытаетесь пройти через стену, и вы наносите себе раны, миллионы ран. А когда вы не можете выбраться — сломленные, побежденные, подавленные, поверженные, — тогда вы ползете к двери. Вы могли с самого начала выйти в дверь. Зачем вы пытались победить стену?
Если вы сможете смотреть на вещи с ясностью, вы не станете совершать подобных попыток: пройти сквозь стену вместо двери. Если любовь исчезает, она исчезла! Теперь на ее месте стена — не пытайтесь пройти сквозь нее. Теперь двери больше нет, сердца больше нет, сердце открылось кому-то другому. И вы здесь не одни, есть также и другие.
Эта дверь больше не открыта для вас, она стала стеной. Не пытайтесь, не бейтесь в нее головой. Вы напрасно поранитесь. А когда вы ранены, побеждены, даже открытая дверь покажется нехороша.
Просто посмотрите на вещи. Если нечто естественно, не пытайтесь навесить на это что-либо неестественное. Выберите дверь, выйдите в нее и будьте свободны.
Насколько я вижу, в каждом человеческом существе есть глубокая способность быть божественным. Человек может развивать или не развивать эту способность: человек может стать в ней художником и достичь мастерства, а может оставить ее неразвитой и неотшлифованной. Она похожа на камень, но стоит приложить немного труда — и она станет красивой статуей. Эта способность является потенциалом каждого, но очень немногие развивают ее, а она не может развиться сама собой.
Каждый рождается с этой способностью, но миллионы людей никогда ее не используют, и она становится меньше и меньше; она остается семенем и никогда не пускает ростков. Нужно лишь немного потрудиться, а отдача будет огромная, польза будет огромная. И нет большего таланта, чем этот. Человек может быть поэтом, — но в жизни поэта красивы лишь несколько секунд, все остальное время он ползает по земле, как и все остальные. Человек может быть художником, — но в его жизни лишь на несколько мгновений, редких и разрозненных, открываются проблески неизвестного. Они приходят и уходят; они не длятся. И художник снова возвращается на землю — еще более несчастный, чем когда-либо.