Азиатский аэролит. Тунгусские тайны. Том I

Ковтун Иван Дмитриевич

На другой день Гина вошла в ресторан в шелковом голубом платье, с пышной прической — стройная и соблазнительная. Джаз — грянул тривиальный марш. Все посетители ресторана заинтересованно повернули головы. И Сорокин, сияя, гордясь тем, что может стоять рядом с такой красивой женщиной, говорить с ней, поспешил пододвинуть стул и прильнул к руке долгим поцелуем.

Гина уселась, закинула ногу на ногу, небрежно посмотрела на присутствующих. Сорокин оскалил зубы, всем корпусом хвастливо перегнулся к ней.

— Я

уверен, что мисс Марич сегодня положит конец моим мучениям, — начал он, — и объявит свой сюрприз.

— Вы не ошиблись, мистер, как раз сегодня, точнее сейчас, я раскрою его.

Понизив голос, Гина низко наклонилась к Сорокину и быстро произнесла какую-то фразу, от которой тот резко откинулся назад.

— Вы шутите?! — прошептал он, выпучив глаза.

— Нет.

— Не верю, не может быть! Вы шутите, это невозможно!

Гина удивленно посмотрела на него и почти в полный голос, намеренно громко, чтобы все услышали, бросила:

— Вы просто трус. Но слышите, Сорокин, — я так хочу! Слышите? Я все же не ожидала, что вы такой трус. Удивительно.

Джаз заиграл «Джо и Кэт». Весело, будто ничего не случилось, Гина начала напевать мотив, отбивая такт ногой, а потом беззаботно спросила:

— Потанцуем? — и, не дожидаясь ответа, встала со стула.

Покраснев, сам не свой, Сорокин поднялся и неуклюже взял ее за талию. Но никак не смог попасть в такт и в конце концов наступил ей на ногу. Гина капризно и громко воскликнула:

— Ай, увалень!

В ресторане эту фразу услышали, засмеялись. Сорокин растерянно и глуповато улыбнулся.

* * *

Сан-Франциско ласкала горячая субтропическая весна. В ослепительных лучах солнца нежился город, украшенный роскошными парками и пальмовыми бульварами. С океана долетало бархатное соленое дыхание.

Порт, заполненный до отказа океанскими пароходами-великанами, пестрел клетчатыми разноцветными флагами всех наций. Воздух полнился ревом сигнальных сирен, лязгом и грохотом кранов, людским гомоном и выкриками.

Сорокин беспомощно оглядывал шумную пристань, безжалостно теребя бородку. Сердце его щемила невыразимая боль. Вот уж попал, так попал! И надо было такой глупой мысли прийти ей в голову. И что теперь? Вот тебе и путешествие на Гавайи. Вот тебе и беззаботная жизнь в чудесном Гонолулу. И как незаметно все случилось! Ну разве мог он такое ожидать?

Настырная боль еще сильнее сжала сердце Сорокина. Мечты испуганно метнулись прочь. Факт, не лежать ему на бархатном прекрасном пляже в Вайкики, рядом с красивыми, элегантными женщинами, и тихий океанский прибой не будет нежить его тело! А главное, что запоет Эрге, когда увидит свою Гину? Ух! (У Сорокина похолодело под мышками). Убьет, уничтожит!

Сорокин едва не упал в обморок, когда Гина в ресторане

спокойно преподнесла чертову новость о том, что в Гонолулу ехать передумала и намерена отправиться из Сан-Франциско к Эрге, на Алеутские острова.

Трудно представить, никак невозможно, это же… и главное, спасения нет! Ну что ему остается делать? Он хорошо знает Регину Марич, ее упрямство, и вообще — как он смеет перечить, денег же у него ни цента! Ох-хо-хо. Вот угодил, так угодил.

Сорокин перестал теребить бородку — поправил шляпу, встряхнулся и еще раз посмотрел на гавань. Сто чертей его матери — надо все же искать капитана «Атлантиды». Тысячу ему болячек в печень!

Сорокин тронулся с места и направился вдоль гавани, минуя пакгаузы, в бухту, где стояли на якоре шхуны.

Через полчаса, обливаясь потом и проклиная в душе все на свете, начиная с палящего солнца и кончая днем своего рождения, он увидел наконец на рейде, среди леса мачт и парусов, голубую «Атлантиду». Шхуна лениво покачивалась на синей, спокойной поверхности океана.

Взял лодку. Подплыл к «Атлантиде». В сотне метров поднялся на ноги, крикнул, составив рупором ладони, вахтенному:

— Эй, ты, мистер, соленая душа, капитан где будет?

Вахтенный лениво посмотрел в сторону лодки, смачно сплюнул и затем безразлично ответил:

— А тебе, обезьяна, он зачем?

— В кости поиграть приехал. Нужен, раз спрашиваю.

Матрос снова помолчал, перегнулся через борт, будто высматривая что-то на поверхности воды, а затем, выдержав паузу и словно вспомнив, что ему задан вопрос, вяло бросил:

— На берегу.

— Без папаши твоего знаю, что на берегу. Где именно?

— Наверное, в «Золотом олене», или во «Встрече друзей». А может, и в «Пятнистой собаке». — И через минуту матрос уверенно добавил: — Найдешь, коли охота. Спросишь Блондинчика Билла — любой ребенок покажет.

Сорокин приказал повернуть лодку к берегу, снова проклиная все на свете. В первую очередь Блондинчика Билла.

Лишь к вечеру он нашел капитана «Атлантиды» в дансинге «Синяя волна». Статный капитан в белом, тщательно отутюженном моряцком костюме, который красиво и плотно облегал его крепкую фигуру, вдохновенно танцевал фокстрот с черноволосой девушкой.

Добросовестно дотанцевав последнее па, капитан вежливо отвел девушку на место и тогда только подошел к Сорокину. Тот отвел его в темный угол и шепотом рассказал о своем деле. Билл свел воедино выжженные солнцем брови и, помолчав немного, спросил с легким удивлением:

— А какого вам черта, мистер, так захотелось в Лощину трех кряжей, да еще в такое время? Впрочем, дело ваше, вопрос лишь, сколько? — Капитан подумал еще с минуту и договорил спокойно и весело: — Тысячу долларов и не меньше, мистер.