Ба
Шрифт:
***
Прошла осень, наступила зима, а я давно забыла про книгу из проданного деревенского дома.
Но однажды, торопясь в выходной день на подготовительные курсы, я случайно наткнулась на молитвенник в ящике стола. Вокруг книги ворохом валялись крошки истлевшей жёлтой бумаги, но я лишь запихнула всё глубже в стол, поняв, что времени на уборку нет.
Сидя в холодном метро между бабушкой, вяжущей рыжий шарф, и мужчиной, разбивающим кристаллы на смартфоне, я подумала: "Алёна, а что бы ты сказала,
Я оглядела вагон, полный уставших, но сытых и здоровых людей. Была ли Алёна сыта посреди зимы в деревне за триста вёрст от Москвы? Была ли она тепло одета? Торопилась ли она куда-нибудь двести лет назад, как сейчас торопится её прапраправнучка Илона? Сколько бы ей потребовалось времени, чтобы смириться с необходимостью ехать в подземном поезде на курсы по ненавистной математике?
"Смотри, вот он, двадцать первый век, - говорила про себя я, глядя перед собой на парня в ярко-красных наушниках.
– У нас неплохо, тебе бы понравилось. Интересно, ты знаешь, что такое музыка?"
"Разумеется, знаю, - ответила я сама себе, играя роль Алёны.
– Дорогая, невозможно перетерпеть летнюю страду без песен".
Мои курсы находились на Пушкинском бульваре, и, выбегая из метро, я оглядывалась и думала:
"А вот и Москва. Ты её никогда и не видела, наверное?"
"Из деревни далеко-то не поглядишь, - ответила я за Алёну.
– Да и кто отпустит? Вот, с отцом была давеча в Твери на базаре, так он говорит, что делать девке в городе нечего".
"Это Пушкин, - думала я, пробегая мимо памятника.
– Знаешь такого?"
"Откуда знать-то? Но памятник большой, а я в Твери маленький видала".
"А в Твери кому памятник?" - удивилась я и поняла, что хоть в Твери никогда не была, но вполне представляю её старые улицы и покосившиеся особнячки.
"Да кто его знает! Дворянину какому-нибудь".
"А ты, получается, крепостная?" - сочувственно спросила я, минуя театр мюзиклов и забегая в нужный дом.
"А как же!
– почему-то гордо ответила я за Алёну.
– Но дворянский дом у нас прямёхенько через дорогу. Рядом с нашей хатой и князьям жить не срамно, такой терем отец построил!"
Вспомнив покосившийся сруб дачного дома, я усмехнулась.
Вбежав в класс математики, я извинилась за опоздание и забыла про разговор с воображаемой родственницей.
***
– Импрессионисты гордились свежим взглядом на мир, - декламировала лысая учительница по ИЗО, задумчиво глядя в окно.
– Они могли нарисовать картину за десять минут, и я хочу от вас того же. Оглядите наш класс свежим взглядом, выберите любой предмет и запечатлейте его.
– Она не обидится, если я выберу её?
– нахмурилась Саша, глядя на учительницу.
– И запечатлею в виде кошки-сфинкса. Похожа на мою Фиалку, такая же гадина.
– Думаю, сойдёт, - усмехнулась я, - она любит самые неадекватные работы. Помнишь, как она превозносила Серёжино художество с одной кляксой на листе?
– Ах, Серёжину...
– Саша мечтательно уставилась на затылок Серёжи за первой партой, а я лишь закатила глаза. При упоминании о Серёже Саша теряла связь с реальностью, как космический зонд Вояджер-1 с Землёй.
"Интересно, ты когда-нибудь рисовала?" - мысленно спросила я Алёну, дабы прекратить представлять, как Саша улетает за пределы Солнечной Системы.
"Все рисуют, - ответила я за Алёну, - у меня не было красок, как у тебя, но мы с братьями и сёстрами возились в глине, как дождь проходил. Тогда и художничали".
"И что рисовали?"
"Да всё подряд. Солнце, деревья, отца с мамкой, церковь у дому. Вот Федот рисовал на загляденье, да давеча помер от холеры".
– Неплохо!
– похвалила учительница, глядя на мою картину.
На учительском столе стояла женская гипсовая голова для портретов. Недавно по её лбу пошла трещина, и я нарисовала рядом две головы: одну с трещиной, другую - без.
– Я бы назвала эту картину "Memento mori", - вдохновлённо продолжала учительница.
– Моменто что?
– не поняла я.
– "Помни о смерти", - презрительно бросила учительница.
– Ты, очевидно, сама не поняла какую глубину вложила в картину. Это действительно... новый взгляд.
Мне показалось, что учительница смахнула слезу, отходя к следующей парте и ругая одноклассника за банально нарисованный кактус.
– Чего это она?
– нахмурилась Саша.
Я могла лишь пожать плечами.
***
"Так, что происходит?" - недоумевал у меня в голове голос Алёны на физике.
"Да если бы я знала", - ответила я, автоматически переписывая с доски ход решения задачи.
"Но ты же записываешь, выходит, понимаешь. Чудно, что ты умеешь читать, писать и рисовать. Но на прошлых классах я хоть кумекала, о чём говорили, а тут и устную речь словно позабыла. Иксы-шмиксы сплошные. Чудная церковная школа".
"Это обычная школа, - вздохнула я, пытаясь заглушить голос Алёны в голове.
– Сейчас все это учат".
"Зачем это?" - удивилась Алёна.
"Хотела бы я знать... Сама терпеть не могу".
"Слушай, да это хуже крепостного права!
– я почти увидела, как Алёна уперла руки в боки.
– Ладно ещё мужика заставлять цифры писать, но бабу-то несмышлёную за что!"
Я аж подавилась от неожиданности. Саша стала бить меня по спине, а учительница поинтересовалась всё ли хорошо. К счастью, кого-то вызвали к доске, и я от облегчения растеклась по парте, как кетчуп по картошке фри.
"В двадцать первом веке всех учат одинаково", - с обидой сказала я Алёне.