Баба Яга на Луне
Шрифт:
Но дружина Буслаева пала:
сопела, дышала и не вставала.
Оставил Илья их тута,
а сам поскакал покуда.
Но пока нечисть искал,
забыл покуда скакал
(надышался он бабкино зелье,
оно в баньке варилось). С похмелья
слез с коня богатырь и в поле —
пошёл ловить бабочек. Вскоре
голоса услышал на небе:
«Илья, ты один на свете
такой распрекрасный воин;
жаль, на
и смех покатился протяжный.
С Ильюшеньки пот сошёл влажный;
а Сивка друга боднула,
ногою его лягнула
и говорит: «Хозяин,
давай отседа слиняем;
мы, вроде, ведьму искали;
я знаю где она. Поскакали!»
Очнулся Муромец Илья,
вскочил на сивого коня
и за бабкою вдогонку,
лишь стучали звонко, звонко
у бегущей лошади зубы —
богатырь натянул подпругу.
Долго ли, коротко они по лесу рыскали,
но всё-таки выискали
лежанку бабы Яги:
вот она, а с ней её хмыри
суп с мухоморов варят,
едят и похлёбку хвалят.
Ай да, старый ты казак Илья Муромец,
ты приехал в тёмен бор, конечно, с Мурома;
а и подвигов у тебя тьма-тьмущая!
Но опять Яга сидит, да в ад не спущена.
Ай и достал он палицу могучую,
и пошёл ей бить да ноги скручивать
у разбойничков окаянных —
у брательничков самозваных.
А как скрутил их всех, так размахнулся —
закинул на Луну, не промахнулся,
и бабу Ягу туда же.
– Отродясь не видел рож я гаже! —
плюнул богатырь в костёр, суп вылил;
волшебное зеркальце вынул,
посмотрел на поверхность Луны:
там бродят четыре души
и воют, зовут кого-то.
Этот кто-то к ним не приходит.
Не приходит он к ним и не надо.
Век за веком уходит куда-то.
О бабе Яге больше слухи не ходят.
Лишь сказочники, как калики, бродят
и нечисть всякую поминают,
да о том, как Буслаев скакает
и народ зачем-то всё топчет,
а Илья Муромец ропчет
и спасает мир тридцать три раза,
потому как он – не зараза.
Глава 7. Конец сказки
Но тут наша сказка кончается.
На сцену возвращаются гусельники развесёлые и начинают сказки сказывать да всё с песнями, прибаутками. Моё внимание снова полностью переключается на себя любимую и на гусельников развесёлых:
– Ай вы, гусельники развесёлые,
вы пошто длинный рассказ держите,
зачем честному народу душу травите,
о чём сказы сказываете,
на какую тему песни поёте?
«Да не стой ты тут, девица красная,
отвратными помадами напомаженная,
белилами свои веснушки прикрывшая,
вопросы всякие глупые задающая —
сказы сказывать мешаешь!»
– Как же я вам, гусельникам,
сказы сказывать мешаю,
когда вы пока что ни слова
о других не обронили,
а всё обо мне да обо мне.
Да, я девушка хорошая:
и дома прибраться
и по воду сходить,
а ещё я вышивать умею
и гладью, и крестом.
А хотите, я вам спляшу?
«Ой головушка, наша голова,
и зачем на белый свет
баба бабу родила?
Ведь покою нет от их языка
со свету сживающего!»
Обиделась я, красна девушка,
развернулась и ушла.
А гусельники развесёлые
ещё долго пели о бабах русских,
об их языках злющих
и характерах вредных.
А о чём им ещё петь,
мужикам старым?
Другие сказочки
Сила Сильная и планета обетованная
Раздавить меня, увы, не получится.
Долго Ворон на земле будет мучиться,
забирая сердца и души.
Ты былину новую слушай:
Жила-была Сила Сильная – сила мощная да неприкаянная. И некуда было этой Силе деваться. Бродила она несчастная по полям, по долам, по горам – красным солнышком опалённым. Но вот прилепилась Сила Сильная к богатырю киевскому великому, прилепилась – не отстаёт и отставать не собирается.
И богатырь встал, расправил плечи и пошёл рубить, сечь: «Мой топор – твоя голова с плеч!»
Срубил он, значит, одну силу чёрную, вторую: Мамаев покосил ой немерено! Но Мамаи имели свойство заканчиваться, и тогда руки до князей русських стали чесаться, до бояр, да до купцов. А также до девок красных: оных он не сёк, а «топтал», яки петух – за что богатыря и побили, да крепко так побили – так побили, что воин умом и тронулся. Так и ходил до конца дней своих по дворам – курей стрелял да от дубинушек мужицких уворачивался. Посмотрела на всё это дело – Сила Сильная, плюнула и вылетела из богатыря киевского, да побрела себе новое пристанище искать.
И нашла таки: понравилась ей поляница удалая, на русь-мать похожая. Погрузилась Сила Сильная в поляницу с головой и осталась в ней жить: а долго ли проживёт – время покажет. И вот оторвала пляница удалая с печи свой зад богатырский, вздохнула воздух лёгкими недюжинными и в путь пустилась: одному мужику бровь посекла, второму…
Да и призадумалась: «Что же это я – всех мужиков без бровей оставлю?» – ей и самой не понравилось эта затея.
Думала она, думала и придумала она баб без бровей оставлять: «А пущай уродками по земле ходят – никому не достанутся!» – и отправилась бабам брови рубить.