Баба Яга на Луне

Фидянина-Зубкова Инна

Ой и как же плохо потом вышло всё: бабы в силки поляницу заманили, верёвками скрутили и помирать оставили.

А также слух по земле-матери пустили: «Подвиги поляниц ни в былины, ни в сказки – не слагать!»

 И не слагали ведь – послушный у нас народ. А потом и последние поляницы сгинули от тоски нечеловеческой. Одни богатыри остались, да и те – все сплошь дурные да киевские.

 Так вот, не дура наша Сила Сильная оказалась, не отважилась сидеть в полянице помирающей, вышла она из девицы и дальше в путь пустилась –

следующую жертву себе приглядывать. Долго ли летала, или нет – не знаем. Но встретился ей на пути заяц. Одолела Сила Сильная косого: влезла в дых и сидит – не шевелится.

И стал тут заяц расти. Рос, рос и дорос до неба синего. И поскакал: одной ногой накрыл славен град Москву, другой – стольный Киев град. Ну и всё. Как бы на этом история планеты и закончилась.

Повздыхала мать сыра-земля без людей, повздыхала да и зацвела цветом буйным: деревами проросла и травами, кустами да хлебами, мышами и крысами, животиной пышной да гадами ползучими!

 А зайцу то на одном месте не стоится, вот он прыг скок, прыг скок – и запрыгал, и побежал. Передавил заяц богатырский все дерева и травы, кусты да хлеба, мышей и крыс, животину пышную да гадов ползучих. И заплакала мать сыра-земля, затряслась вся вулканами да разломами. И прокляла Силу Сильную на веки вечные!

С тех пор каменных не видали мы ни богатырей киевских, ни поляниц удалых, ни зайцев великанов. Да и земля крепко спит, не просыпается. Лишь Зло лихое по свету носится – народ топчет да зверьё стреляет. А люд больной плачет, не знает кого на подмогу звать: богатырей киевских или гусельников развесёлых? Ай и одно, и другое – с каждым днём всё смешнее!

Закрывай (Егорка) глазки и спи крепко, крепко,

а не то Сила Сильная придёт,

в твой дух войдёт и ты весь мир погубишь

(в который раз). Баю-бай…

О том как курица свиную лохань искала

 Жила-была курица, обычная такая курица. Наелась она как то куриной слепоты и ослепла.

Ослепла и квохчет:

– Ко-ко-ко, ко-ко-ко (не вижу, мол, я) никоко!

А увидеть то хочется, ну и пошла курица куда глаза не глядят.

Дошла до сарая, наткнулась на свинью и подумала: «Корыто.» Стала клевать.

Свинья разнервничалась:

– Поди кошку поклюй, она меня вчера цапнула ни за что, ни про что.

– Ко-ко-ко, ко-ко-ко, я не вижу никоко! – ответила птичка.

Свинья разнервничалась ещё больше:

– Ну тогда с моей лохани съешь чего нибудь, может, пройдёт.

Пошла курица лохань свиную искать. Дошла до собаки, споткнулась, клюнула на всякий случай:

– Ты лохань? Собака забеспокоилась:

– Чья лохань?

– Свиная, – объяснила рябушка.

Собака ещё больше забеспокоилась:

– Нет, я не лохань, лохань там дальше вдоль забора.

Побрела курица дальше. Заморосил дождь, промокла пернатая, замёрзла вся, заплакала:

– Ко-ко-ко, ко-ко-ко, жалкая я, слепая, мокрая курица, до свиной лохани добраться не могу!

Услышал её плач ветерок, пожалел жалкую слепую мокрую курицу, подул сильно, сильно и подбросил её прямо в свиную лохань.

Увязла птичка в помоях, стала совсем уж жалкой мокрой грязной и слепой, закудахтала с горя:

– Ко-ко-ко, ко-ко-ко, жалкая, жалкая я квочка, мокрая, грязная и слепая, не могу до свиной лохани добраться!

– Ты в ней стоишь, – хрюкнула свинья из под навеса. – Покушай, мне не жалко!

Возмутилась курица, захлопала мокрыми крыльями, а они не хлопаются – в помоях все.

– Ну вот, – заплакала птица. – Теперь я мокрая, грязная, слепая и нелетячая, где тут можно удавиться?

Хмыкнула хрюшка:

– Вон чурка стоит и топор рядом, только хозяин в доме спит, позвать?

– Зачем это? – закудахтала курица нервно.

– Как зачем? Выйдет, башку тебе отрубит, сама ведь просила, – зевнула свинья.

Кура в ужасе замахала крылами, задёргала ногами и побежала! Добежала до навозной кучи и увязла (казалось бы, навсегда).

 Но тут вернулась хозяйка из магазина, увидала, что её скотина задыхается в навозной куче, вытащила несушку сачком для ловли рыбы, выкупала её в бочке, дала по заднице и отпустила по двору гулять, обсыхать.

 Высохла курица и поняла, что она уже не мокрая, не грязная и не вонючая, но всё ещё слепая! Мелькнул у неё в памяти разговор со свиньёй: мол, надо из свиной лохани поесть, попить и всё пройдёт. И пошла курица опять свиную лохань искать.

А скотина дворовая изумляться да перешёптываться:

– Надо же, вроде бы не свинья, а всё туда же!»

– Куд-ку-да, куд-ку-да туда-же? – удивлялась рябушка, в третий раз заканчивая свой путь в навозной куче.

 И всем обитателям скотного двора уже казалось, что это безобразие может прекратить только хозяин с топором. Но не тут-то было! И вот, когда в четвёртый раз в куриной голове мелькнул разговор со свиньёй… Это жутко не понравилось чувствительной до чужих мыслей кошке. Она подошла к дурёхе и очень осторожно коготком сняла с куриных глаз плёнку. И ряба наконец прозрела!

 Но тут в куриной голове мелькнул самый первый разговор со свиньёй: «Как увидишь кошку, заклюй её до смерти!»

Набросилась птица на кошку, заклевала её чуть ли не до смерти. И скотина дворовая, глядя на это дело (куда деваться) хором стали звать хозяина с топором.

 Нет, я не сомневаюсь, что хозяин вышел.

 И вышел непременно с топором.

 Я другого никак не пойму:

отчего так трагически всё закончилось —

от тупости куриной или от скотости скота?