Бабай
Шрифт:
– Ну, хорошо, – колеблясь, произнес старик. Однако решающую роль, вероятно, сыграло то, что в тот момент перед ним находилась дверь, и он мог только слышать голос восьмилетнего мальчишки, но не видеть его. – Ты рассуждаешь совсем как взрослый человек. Ладно, о чем ты хотел спросить?
– Почему изолятор дурное место?
– Я не знаю, – честно признался старик, – но, сколько помню, с ним почти всегда было что-то не так. Он словно пропитан детским страхом, а это – очень нехорошо. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Думаю, понимаешь. И еще я думаю, что у тебя есть веские причины этим интересоваться.
– Кажется, я знаю еще одно такое место, – сказал Назар.
– Это плохо… – произнес старик после длинной паузы. И снова замолчал, не то обдумывая что-то, не то – сожалея, что вообще взялся продолжать эту тему, поддавшись уговорам Назара.
– Вы видели послания? – спросил тот, чувствуя, что его необычный собеседник мог бы рассказать немало о «дурных местах», но не делает это только потому, что Назару предстоит провести еще почти целую ночь одному в таком дурном месте.
– Ты о записках на тумбочных ящиках? Конечно! О них знают во всей больнице. Их неоднократно даже пытались менять, закрашивать. Потом, лет двадцать назад, наконец поняли, что это бесполезно – они тут же появлялись снова и заполняли все свободное место. А теперь до этого изолятора вообще никому нет дела, его давно собираются переоборудовать и почти перестали пользоваться. Если не ошибаюсь, ты здесь первый за последние два с половиной года. Возможно, оно и к лучшему…
– Потому что их страхи немножко успели выветриться? – интуитивно отреагировал Назар. И услышал, как старик даже подскочил, хрустнув коленными суставами.
– Сдается мне, ты стреляный воробей, паренек, и очень неглуп. – В голосе старика прозвучало явное восхищение. – Но вот что я тебе скажу, – добавил он, – Если заметишь вдруг что-нибудь странное… ну, надписи на тех же ящиках (Назар невольно вздрогнул, вспомнив о шестистрочии в последней «кабинке») или что-то еще начнет чудить, постарайся не обращать внимания, и все. Оно сейчас, кажется, уже не имеет той силы. Просто думай, что скоро вернешься домой. Надеюсь, тебе повезет, и ты не задержишься тут надолго. И постарайся больше не подходить к этой двери.
Желание, которое мучило Назара, рассказать кому-нибудь о том, что случилось прошлой ночью в его комнате, с неудержимой силой начало искать выход. Он вдруг почувствовал, что если сейчас сумеет поделиться, отыщет в себе силы хотя бы намекнуть, какой ужас ему довелось пережить, станет намного легче, словно он освободит себя от непосильной ноши. И было даже не важно – поверят ему, или нет.
И Назар решился:
– Вы верите в чудовищ? В настоящих, в тех, что могут напасть… и даже убить?
Старик, должно быть, оказался шокирован такой постановкой вопроса, потому что молчал продолжительное время. Назар мог бы решить, что тот вообще тихо ушел, если бы не продолжал слышать его немного затрудненное дыхание за дверью.
– Я верю в плохих людей и дурные места, которые способны делать этих людей еще хуже, и где может примерещиться всякая дрянь, – ответил он наконец.
– Я видел одно. Вчера ночью. Дома…
…И Назару действительно стало легче, будто с этим признанием из него выскочило нечто невидимое, но огромное, что мерзко возилось в груди всю последнюю неделю, с тех пор, как на стене детской ожило изображение Того, Кто Стучит По Трубам.
И даже его страх – он не исчез – он стал другим.
– Я верю ТЕБЕ, – серьезно сказал старик.
Затем они распрощались.
Назар задержался у двери еще на несколько минут. Прислушивался, как древний скрипучий лифт, вероятно, ровесник своего нынешнего хозяина, сначала поднялся этажом выше, а затем опустился глубоко вниз, к приемному покою (Назар словно воочию наблюдал, как за кабиной послушно следует толстая пуповина черных проводов) – и только тогда отправился в постель.
5
В отличие от взрослых, дети способны принимать любые обстоятельства с куда большим смирением. Несмотря на лихорадочный «колотун» и недавние события, Назару удалось довольно быстро заснуть.
Но перед тем как целиком провалиться в темный колодец сна, в его голове беспокойным роем замельтешили вопросы, которыми он не задавался раньше. Жил ли до него в детской другой ребенок? – что-то подсказывало ему: чудовище явилось туда не впервые. Почему монстр появляется именно из-под кровати, а не, например, из коридора или из-за портьеры? – вряд ли только потому, что это не его стиль. И потом, откуда тот появляется и куда исчезает? Как ему противостоять?
И, наконец, откуда вообще берутся эти чудовища?
Кто он – Стучащий По Трубам?
Пробудился Назар внезапно, от удушья. Огромная косматая лапа зажимала ему рот и нос. Он рефлексивно попытался высвободиться… что на удивление легко удалось – это оказался лишь наползший на лицо угол одеяла. Назар сделал несколько глубоких вдохов-выдохов через рот, чтобы отдышаться – нос был напрочь заложен.
В окне изолятора уже забрезжили рассветные лучи солнца, соперничая со всеми восемью светильниками, что горели с ночи в изоляторе. Однако стрелки в этот раз заартачились и демонстративно отказались указывать время. Назар пожалел, что у него пока нет своих настоящих часов – впрочем, подобный сбой, если ему не изменяла память, произошел впервые, – и услышал, как в замок двери вставили ключ.
Ему очень хотелось пить, во рту пересохло, но он решил подождать, пока выяснится, кто пожаловал. Кроме того, этот чересчур ранний визит его насторожил.
Из-за перегородки Назар не видел дверь в лежачем положении, но, когда случилась странная заминка, он приподнялся на кровати, чтобы посмотреть через верхнюю стеклянную половину. Это была белобрысая медсестра, приносившая ему вчера термометр. Она была мертва. Назар понял это еще до того, как увидел ее вывернутые наружу внутренности, свисавшие ниже колен. Она медленно шествовала вдоль прохода между «кабинками» и, обводя взглядом горевшие светильники, укоризненно качала головой. Покрытые зеленоватой слизью кишки торчали из расстегнутого на ее животе халата и болтались как дохлые змеи при каждом шаге.