Бабочка из Поднебесной
Шрифт:
— Что это? Зачем? Откуда? Кто тебе дал? — забросал ее вопросами Николай Иванович.
— Это… это… амулет такой…
— Что-то вредное?! Опасное?! Черная магия?!!
— Нет, ну что ты… — Ника даже стала реже всхлипывать. — Это наоборот… Это видишь… — девочка расправила на покрывале мокрый подарок, — …магический узел…
— И что же в нем магического?! — все еще в большой тревоге спросил Николай Иванович.
— Он плетется так, чтобы не было видно начала и конца шнура… Символизирует бесконечность…
— Бесконечность чего?
— Это зависит от того, что хотел пожелать человек, который его подарил. Если желает богатства — значит, узел символизирует бесконечность притока денег, если здоровья, то тоже бесконечного… — Ника тяжко вздохнула и дрожащим голосом продолжила: — А если счастья — тоже бесконечного и любви — бесконечной… — И она опять разрыдалась, прижавшись к груди отца.
— Все
— Папа! Какая еще р-р-радость?! — проплакала Ника.
— Ну как же?! Вон какие в тебя замечательные парни влюбились! Это ж здорово!
— Ничего здорового! Я н-н-не знаю, что д-д-делать, а ты-ы-ы…
— А что я? Я тебе советую успокоиться. Вот увидишь, скоро все само определится!
— Что определится?
— То, что тебя мучает! Твое сердце само выберет одного из этих двух молодых людей.
— Да! Но сердце другого при этом разобьется, как хрупкая стеклянная игрушка… Помнишь, ты мне склеивал рыбку и белочку? Вроде и целые, а трещины все равно видны…
Николай Иванович отстранил от себя дочь, отбросил от ее лица мокрые пряди волос, заглянул в глаза и сказал:
— Люди — не игрушечные белочки и рыбки, хотя с человеческими чувствами надо быть вдвое осторожнее, чем со стеклянными безделушками. Если влюбленных трое, то у кого-то на сердце обязательно останется шрам. От этого никуда не деться! Но ты еще просто не знаешь, что он, этот шрам, оставленный на сердце первой любовью, редко долго кровоточит. Первую любовь, особенно неразделенную, помнят всю жизнь и вовсе не желают избавиться от этого шрама. Нет более сладкого воспоминания, чем первая любовь.
Ника перестала плакать и испуганно спросила:
— То есть первая любовь не навсегда?
— По-всякому бывает… Бывает, что и навсегда… Чаще — это просто проба чувств… Но это вовсе не значит, что первая любовь менее значима и менее серьезна, чем та другая, которая впоследствии свяжет двух людей в единое целое, в семью! Определяйся с выбором, девочка моя! И люби! Любить — это прекрасно! А разбившуюся бабочку можно заменить другой… Они здесь на каждом углу продаются. Уверяю тебя, Глеб не заметит подмены.
— Но это же будет совсем другая бабочка!
— Но если ты будешь относиться к ней так же, как к разбившейся, к ней перейдут все свойства подарка Глеба!
— Ты так думаешь?
— Я в этом уверен! Сила человеческой мысли и сила самовнушения очень велики! Захочешь сама, чтобы бабочка приносила счастье, она и будет его приносить! Вот увидишь! Ведь в конечном счете дело не в бабочке, а в тебе!
Уставшая на экскурсии и измученная переживаниями Ника очень быстро заснула, положив узел счастья обратно под подушку, чтобы с ним не случилось ничего столь же дурного, как с нефритовой бабочкой. Под утро ей приснился удивительный сон. Будто бы она в национальном платье-ципао, нежно-золотистом, с тонким рисунком в виде веточек цветущей сливы, участвует в чайной церемонии вместе с другими девушками-китаянками. И сама Ника — вылитая китаянка, с гладкими черными волосами, уложенными в замысловатую прическу, с чуть раскосыми глазами, с губами, накрашенными ярко-красной помадой. Девушки, которые рядом разливают чай, ничем от нее не отличаются, ни одеждой, ни прической, ни макияжем. Нике делается тревожно: ее ведь никто не узнает среди девушек-китаянок, и она навсегда останется в чайном домике разливать чай. А кто же ее должен узнать? Конечно же, вот тот молодой человек! Не зря же он так пристально вглядывается в девушек! Ника тоже не может узнать парня, но знает, что он пришел за ней. Она хочет подать ему какой-нибудь знак, но у нее ничего не получается: она не может махнуть ему рукой, потому что пальцы не разжимаются, и она никак не может поставить на столик чайник. Тогда она решает крикнуть парню: «Я здесь! Вот она я!», но и губы не размыкаются, и никаких слов Ника ни крикнуть, ни произнести не может. А парень подходит по очереди к каждой девушке, берет за руку, вглядывается в лицо, потом разочарованно качает головой и идет к следующей. Вот он уже совсем близко. Нике хочется плакать, потому что она уверена — он ее ни за что не узнает — она точь-в-точь такая же, как остальные. Но молодой человек вдруг радостно улыбается ей и кричит: «Это она!», и подводит ее к зеркалу. Ника вглядывается в отражение и не может понять, как он смог ее узнать, но вдруг видит на
Ника поворачивается к парню, чтобы спросить, кто он такой, но его уже нет рядом, в руках у нее красный шелковый шнур, изящно свитый в узел счастья, а в ушах звучит китайское «во ай ни» — «я люблю тебя»…
Ника так металась во сне, что проснулась чуть ли не поперек кровати. Первым делом она сунула руку под подушку. Шелкового шнура там не было. Девочке показалось, что у нее остановилось сердце. Не хватало еще потерять и этот подарок. Она стала судорожно перетряхивать постель и в конце концов нашла подарок Стаса. Она улыбнулась ему, как живому существу, и отправилась в ванную комнату. Каково же было ее удивление, когда, посмотревшись в зеркало, обнаружила на собственной щеке… нет, конечно, не иероглиф «ай», а розовый след от отпечатавшегося узла счастья. Похоже, что последние ночные часы она проспала расположившись щекой прямо на нем. Что же такое случилось? Свитый затейливым образом шелковый шнур давил на щеку, и потому приснился такой странный сон? Или Нике таким образом свыше был дан особый знак? Конечно, второе предположение верней! Она так мучилась выбором, и ей помогли разобраться, чей подарок важнее: бабочка разбилась, а узел счастья родил в ней потрясающий по красоте сон под девизом «во ай ни» — «я люблю тебя»…
Ника села на изящную скамеечку в ванной. Ведь если все-таки быть до конца честной с собой, то выбор ею был сделан уже давно. Похоже, в тот самый момент, когда Стас поехал за ними с Глебом в Санью. Ника тогда уже сразу поверила в то, что он не следил за ними, а переживал за нее. Он вообще все время беспокоился о ней. Перед девочкой, будто на кинопленке, стали прокручиваться воспоминания о днях, проведенных в Китае вместе со Стасом. Он все время был рядом не только потому, что этого хотелось ему, но и потому, что всегда готов был помочь Нике: подать руку, поддержать, взять на себя ее тяжелую ношу. Он отдавал ей за завтраком, обедом и ужином самые вкусные фрукты и напитки. Девочка вспомнила, что Стас снился ей уже не первый раз. В одном из снов он помог ей справиться с разбушевавшимися волнами и выплыть из моря. Видимо, в Никином подсознании этот парень уже давно закрепился в образе защитника и помощника. Кроме того, Стас был близок ей по духу: им нравилось одно и то же и не нравилось тоже одинаковое: они оба, например, пожалели бедных крабиков и не согласились их есть. И в конце концов Стас пожертвовал собой, когда понял, что Ника хочет остаться с Глебом. А действительно ли она этого хотела? Скорее всего, она просто хотела уесть одноклассниц, заявившись в школу рука об руку с недоступным красавцем Долинским. Это было бы престижно, это стразу возвысило бы Нику в глазах школьных подруг. А на самом деле ей было с ним скучновато даже и в парке «Олень повернул голову». Если бы не красоты, которые не могли не восхитить, возможно, она уже тогда поняла бы, что не очень-то ей комфортно с Глебом. И никаких притчей Долинский, конечно же, не читал… Ему это вряд ли интересно… Он все время говорит, что не может сконцентрироваться даже на рассказах экскурсоводов. А чтение притчей требует еще большей сосредоточенности и работы ума. Что-то Глеб, конечно, запоминал и даже рассказывал Нике со Стасом, но не потому, что это было близко ему по духу, а чтобы потом, как говорил он сам, где-нибудь блеснуть своим знанием.
Ника поднялась со скамеечки, забыв умыться, забыв про то, что на щеке розовел знак бесконечного счастья. Когда она вышла в комнату к отцу, тот сообщил:
— Пока ты спала как сурок, я прогулялся в соседний корпус. Там магазинчик сувениров работает все двадцать четыре часа. Гляди, что я тебе купил!
Николай Иванович разжал кулак, и Ника увидела на его ладони маленькую нефритовую бабочку, почти такую же, какую ей подарил Долинский, разве что более сочного зеленого цвета. Взяв в свою руку бабочку, девочка улыбнулась и сказала:
— Давай будем считать, что это подарок от тебя!
Отец посмотрел на нее с интересом, потом с расстановкой произнес:
— Вот так… да?
Ника кивнула, и тут Николай Иванович заметил на ее щеке отпечаток узла счастья.
— А это еще что за фокусы? — спросил он с удивлением. — Татуировки — это я знаю, а у тебя на щеке вообще что-то необыкновенное!
— Пап! Это пройдет! Это я спала на подарке Стаса!
Отец удивленно приподнял брови, и Ника поспешила объяснить:
— Не специально! Нет! Так получилось… Шнур лежал под подушкой, потом я его, видимо, рукой вытолкнула и улеглась на него щекой!