Бабочки в жерновах
Шрифт:
И принялась тщательно пережевывать.
Сок, пахучий жирный сок лучше всякого косметического блеска заставил блестеть пухлые губы женщины. И взгляда не отвести от их манящей мягкости, от их сладости…
Ланс тряхнул тяжелой головой, чтобы отогнать подальше мысли столь же неуместные, сколь и непристойные. То ли это контрабандное вино, то ли отголоски скорой грозы. Небо над островом оставалось по-прежнему лучезарно-синим, по крайней мере, в окно столовой мурранцу виделась лишь бесконечная лазурь, но где-то вдали зрели уже тяжелые дождевые капли и цвели белые лилии молний. Потому что в висках настойчиво пульсировала кровь, глаза слипались, и нарастающая тяжесть в желудке ни в коем разе не способствовала ясности мысли. Темные думы, как морские глубины, в которых извивали щупальцы развратные помыслы,
– Считайте, что он уже у вас, Лив, - согласился Варден.
– К вечеру разразится гроза, как вы полагаете? Громоотвод у вашей башни, право, заставляет меня каждый раз всерьез опасаться за вашу безопасность...
И они заговорили о громоотводах, то и дело поглядывая на ставшего молчаливым гостя.
На десерт были поданы запеченные яблоки с кубиками сыра, орехами, изюмом и медом в середине. Пища богов, да и только.
Глава 8
Все зло, как известно, от баб. И неважно, юная ли невинность прелестно выпячивает розовую губку и хлопает ресницами, провокационно поводя крутым бедром, или умудренная годами опытная хищница косит насмешливым глазом из-под полей потрепанной шляпы, суть остается неизменной. Бабы – зло. Вопрос лишь в том, кто из них зло большее: юные и невинные или же зрелые и злопамятные. По здравому размышлению выходило, что одни других стоят.
Чего добивалась Лив, бросая девицу, над которой вроде как взяла опеку, на произвол судьбы и островитян, понятно было бы даже хадрийцу. Провоцировала, Овчарка! Как есть провоцировала. Знала, что Берт не оставит барышню без присмотра, а коли и захотел бы, так не удастся. Верэн сама прицепилась похлеще краба. Охотница, чтоб ее отымели и морские, и подземныеразом. Едва из пеленок, а туда же: губки бантиком, ресничками хлоп-хлоп, бедрышком, опять же…
«Тай – старый сластена, ни за что не запретит девкам на Эспите ноги оголять! – мысленно ругался Балгайр, у которого от колыхания юбчонки в такт шагам хадрийки кровь отливала от головы, устремляясь совсем в иную часть тела. – А надо бы! Этак они скоро совсем голышом разгуливать станут».
Посмотреть приятно, кто ж спорит, однако чуть увлечешься – и тут же спикирует откуда-нибудь, как ворона на падаль, очередная поборница эспитской морали, и такой грай поднимается, что хоть с обрыва вниз головой сигай. Не Лив сама подстережет, так Мерерид принесет недобрым ветром, а где старшая Тэранс, там и вся прочая свора островных сплетниц. Всё углядят, всё донесут даме Тенар – и как водил новенькую под ручку, и какими глазами на ноги ее глядел, и какие слова говорил, и дышал как – громко или же тихонько.
– Пойдем-ка прогуляемся, рыбка, - Берт – назло всем подглядывавшим и охавшим из-за частокола палисадников и бастионов живых изгородей! – крепко ухватил барышню за локоток и решительно повлек прочь из центра поселка. К морю и скалам – поближе, от вездесущих соглядатаев – подальше.
И только после того, как спутница споткнулась на ровном месте три раза кряду, повисая на его руке, трогательно краснея и благодаря нежным полушепотом, осознал, что серьезно дал маху. Слепому ж видно, что на уме у девки. Аккурат тот возраст, когда каждый чих объекта мечтаний воспринимается как команда: «Взять!» Или, что точнее, «Дать!» Мудрые исследователи тонких душевных процессов написали на сей счет уйму солидных томов, с некоторой частью которых Балгайру довелось ознакомиться. Тяга к знаниям сидела в нем всегда, а вот доверия к печатному слову с годами поубавилось. Потому как все эти девичьи вздохи объяснялись проще устройства лебедки: соки бурлят, платьишко в груди жмет, а природа на все голоса кричит: «Размножаться! Вот прямо сейчас, немедленно, с места не сходя!» Иначе опоздаешь, и более прыткие товарки расхватают всех подходящих самцов. Опять же, лето только-только началось, солнышко пригревает, цветет и щебечет все, что только может цвести и щебетать… И пример шибко умной и независимой, но уже не такой юной Лив перед глазами. И юбка готова не то что сняться – заполыхать от одного только взгляда. Чего ж непонятного? Дело житейское.
Но, поскольку Берт всегда придерживался благородного принципа: «Где живу, там не гажу», да и еще большее обострение отношений с дамой Тенар ему было совершенно ни к чему, то юной Верэн ничего не светило. Во всяком случае, пока.
Пока неясно, кто она на самом деле есть…
Вот смеху будет, если он привез на Эспит собственную смерть — контрабандой! Впрочем, когда проделываешь такое уже не в первый раз, веселиться как-то не с руки. Зато всем прочим потеха. Но... но еще ничто не ясно, вот в чем беда! Верэн Раинер появилась здесь, еще не перешагнув рубеж совершеннолетия, здешнего, особенного, эспитского совершеннолетия. Ей нет двадцати одного года, а именно по достижении этого возраста с теми, чьи души отравлены Эспитом, начинают происходить изменения. Если только...
– О!
– восклицание девушки, полное чистого щенячьего восторга, прервало течение мыслей Берта на самом интересном месте. Он нахмурился и тряхнул головой, но мысль уже ушла, и поймать ее за хвост Балгайр не сумел. А Верэн, позабыв даже о необходимости кокетничать, снова вскрикнула: - О! Какое чудо! Только взгляните!
Делать нечего, взглянул. Над ручейком, журчащем на склоне в аккуратно обрамленном булыжниками ложе, в радуге преломляемого брызгами света порхали бабочки – знаменитые черно-синие бабочки, за одно только крылышко которых коллекционеры Вирнэя и Муррана дали бы отрубить себе руку по локоть. А если поторговаться, то и своими зубами поотгрызали бы, потому как Парусник Эспита водился только здесь, на острове, и считался немыслимой редкостью. Берту едва ли не в каждом рейде приходилось отбиваться от спятивших энтомологов. Одного даже за борт пришлось выкинуть вместе с сачками. А уж о браконьерах и говорить нечего – и морды их наглые бивали, и руки загребущие ломали, и постреливать доводилось. Во всем мире нет столько денег, чтобы эспитец согласился вывезти с родного острова одно из этих крылатых созданий. Так что бесценные тварюшки могли совершенно спокойно порхать над летним разнотравьем, наслаждаясь покоем и безопасностью. Вот и сейчас над водой их кружило не меньше дюжины.
– Никогда таких не видела! – восторгалась Верэн. – Можно мне посмотреть поближе? Они не кусаются?
– И не увидишь нигде, кроме Эспита, - благодушно махнул рукой Берт. – Валяй, любуйся. Только поаккуратней, не распугай их.
Совет нелишний, особенно учитывая то, что Парусник Эспита питался отнюдь не одним только нектаром. Хотя конечно, ярким летним днем над хрустальными водами ручья… Красотища! Другое дело, если б девчонка углядела это порхание над чьими-нибудь бренными останками… или над чашей, полной горячей жертвенной крови. То-то визгу бы было!
Рыжий контрабандист тряхнул головой и криво усмехнулся, отгоняя наваждение. Летний фестиваль через два дня, там и посмотрим. И на бабочек, и на бабёнок тоже.
– Идем! – позвал он Верэн. – Давай-ка покажу тебе остров, пока у меня есть и время, и охота. А то ведь с Лив станется продержать тебя в башне до самого праздника.
– А куда мы идем? – девушка с сожалением оторвалась от созерцания волшебных крылатых цветов и вопросительно выгнула бровки. Хотя над этим изящным изгибом, прямо поперек ясного чела написано было огромными светящимися буквами: «С тобой – куда угодно!»
– Гуляем, - хмыкнул Берт. – Под ноги смотри, здесь, у ручья, земля влажная, поскользнешься еще…
В глазах у хадрийки промелькнула отчетливая такая мысль насчет того, что поскользнуться и спутника за собой утянуть было бы совсем даже неплохо, но Балгайр был начеку. Еще не хватало, чтобы прыткие девчонки его по траве валяли. Успеется.
В любое другое время Мерерид обязательно бы шикнула на дочь, чтобы та не отвлекалась от работы. Штопанье полосатых носков в канун Летнего Фестиваля - дело ответственнейшее. И вообще, нечего глазеть на мужиков, бесстыжее отродье… Короче, за много лет репертуар у Тэранс-старшей практически не менялся, и Фрэн знала его наизусть.