Бабур-Тигр. Великий завоеватель Востока

Лэмб Гарольд

При приближении Исмаила и его кызылбашей Шейбани разослал гонцов, сзывая своих полководцев под знамена, а сам отправился в Мерв и встал на реке, ожидая прибытия подкреплений. До сих пор ему удавалось справиться с любым врагом.

Однако всадники шаха Исмаила появились из-за реки без всякого предупреждения и напали на разъезды узбеков. Через три дня персидская конница была замечена дальше к северу. Говорят, что полководцы Шейбани убеждали его держать оборону и дожидаться прибытия подкреплений от Убейд-хана и султана Тимура. Шейбани не согласился и повел свое небольшое войско за реку, преследуя персов.

О последовавшей за этим битве мы узнаем из письма Мирзы-хана, отправленного им из Бадах-шана

в Кабул.

Что за письмо! Оно повествует о разгроме узбеков у реки Мерв, о ранении и смерти Шейбани-хана и всех его полководцев, о бегстве его армии, которую шах Исмаил выбил из Мерва и гнал до самого Герата. (Позднее прошел слух о том, что шах приказал изготовить из черепа Шейбани пиршественную чашу, отделанную золотом, а с тела содрать кожу и выставить на всеобщее обозрение. Однако это всего лишь слухи, правды мы так и не узнаем.)

Но это еще не все. В письме Мирзы-хана сообщается о том, как двадцать тысяч монголов, состоявших на службе у Шейбани, после падения Каменного города избежали разгрома да еще и ограбили разбегавшихся узбеков, – как, должно быть, Бабур смеялся над этой историей! – а затем прибыли к Мирзе-хану в Кундуз, где вновь попросились на службу к Бабуру.

«Как только падишах прочитал то, что было в письме, – добавляет царевич Хайдар, – он с крайней поспешностью выступил в Кундуз, хотя в то время стояла зима и верхние перевалы были недоступны».

К тому времени Бабур нашел другую дорогу, ведущую из горных областей через нижние перевалы. В происшедшей катастрофе он усмотрел для себя случай снова отбить Самарканд.

Победа у Каменного моста

Бабур взял с собой мальчика Хайдара и другого царственного изгнанника, Саид-хана из рода Чагатаев, поскольку они попросили разрешения сопровождать его. Оба прибыли в Кабул, лишенные всяких средств: отец Хайдара участвовал в кабульском заговоре против Бабура, а затем был казнен по приказу Шейбани; Чагатаю, единственному оставшемуся в живых сыну младшего хана, Шейбани также вынес смертный приговор. В последующие годы оба они свидетельствовали о том, что их жизнь в Кабуле под покровительством Бабура, была счастливой и безмятежной.

Хайдар пишет: «Он сказал мне: «Не печалься. Возблагодари Всевышнего за то, что он позволил тебе вернуться ко мне целым и невредимым. Я заменю тебе отца и брата»… Это был для меня тяжелый день, поскольку я потерял отца, но падишах отнесся ко мне с отцовской заботой. Когда он выезжал, я занимал почетное место рядом с ним. Когда заканчивались часы моих занятий, он не забывал прислать кого-нибудь, чтобы развлечь меня.

…С такой истинно отцовской заботой он обращался со мной до последнего дня моего пребывания».

Саид-хан подтверждает его свидетельство: «Дни, которые я провел в Кабуле, были самые беззаботные… Я был в дружбе со всеми находившимися там людьми, и ко мне относились приветливо. Если я от чего-нибудь и страдал, так только от головной боли, вызванной неумеренным употреблением вина».

Благодаря свидетельствам обоих подопечных Бабура мы узнаем обо всем, что случилось по пути в Самарканд. В Кундузе (столице горной провинции Бадахшан) состоялось нечто вроде семейной встречи со всеми неизбежными в таком случае недоразумениями. Соотношение сил складывалось явно в пользу неприкаянного монгольского войска, озабоченного поисками руководителя. Монголы старой закалки не желали признавать никого, кроме Саид-хана, сына бывшего государя родного Моголистана. Их вожди тайно уговаривали его выполнить свое истинное предназначение и немедленно развернуть древние знамена, а Бабуру, который не был настоящим монголом, предоставить идти своим путем, даже если придется вступить с ним в сражение.

Юный

Чагатай отказался. «Во время подобного урагану нашествия Шейбани-хана падишах Бабур защитил меня и всегда относился ко мне с добротой. Священный закон запрещает отвечать неблагодарностью своим защитникам», – заявил он и отправил Тигру следующее письмо: «Волей Всевышнего многие люди обращают свои взоры в сторону Вашего Величества. В особенности моголы, которые всегда славились своей численностью и силой и чьи повелители всегда были величайшими из государей. Теперь и они обращаются к Вашему Величеству. С моей стороны будет неблагоразумно и дальше оставаться возле Вас. Наша дружба закончится разлукой. Самым лучшим для нас обоих будет, если Ваше Величество отошлет меня куда-нибудь, в такое место, где узы нашей дружбы будут оставаться столь же крепкими».

Очевидно, Бабур уловил намек наследника династии Чагатаев и отдал должное его благородству. Вдвоем они не могли встать во главе смешанной армии. По праву первенство принадлежало Бабуру, однако двадцать тысяч тоскующих по дому воинов требовали в предводители Саид-хана. Быстро было принято решение, что юный царевич поведет свое войско домой, в степи Моголистана. Перед его отъездом Бабур устроил проверенную веками церемонию. «Саид Чагатая провозгласили ханом».

Кое-кто из монголов: а именно приближенные Айюб Бегчика, который состоял при Хосров-шахе, прежде чем перейти на службу к падишаху, предпочли остаться с Бабуром. Надежная дружба двух молодых царевичей из северных земель в последующие годы сослужит Бабуру хорошую службу.

Лишившись в результате принятого решения самого сильного союзника, Бабур в нетерпении продолжил свой путь к Самарканду.

Как обычно, сопровождавшее его войско было незначительным. Но – и это тоже было для него в порядке вещей – его передовые отряды, прокладывавшие дорогу сквозь тающие снега, находили и приводили к нему скрывавшихся сторонников. Под его знамена встали бывшие приближенные Хайдара. Бабур проявил тактичность и передал их под командование царевичу.

Польщенный Хайдар наблюдал за первой схваткой с неподготовленным к битве узбекским войском, происшедшей возле Каменного моста, в ущелье неподалеку от истоков Амударьи. Стоя на вершине горы рядом с Бабуром, мальчик смотрел вниз, наблюдая за суматохой битвы и таинственными перемещениями тысячной конницы, наступающей и вновь отходящей назад в соответствии с командами. В тот момент, когда узбеки стягивались на гору на противоположной стороне ущелья, «…падишах обратил свой взор на стоящих рядом со мной людей. Он спросил их, кто они. «Мы – из свиты царевича Хайдара», – отвечали они. Тогда падишах обратился ко мне: «Вы еще слишком молоды, чтобы принимать участие в серьезном деле. Оставайтесь со мной и не отпускайте от себя мауляну Мухаммеда и других людей. Остальных же пошлите в подмогу Мирзе-хану».

Затем один из моих людей привел к падишаху пленного, что падишах счел счастливым предзнаменованием и сказал: «Пусть этот первый пленный будет взят во славу царевича Хайдара».

К вечеру сопротивление узбеков было сломлено, и трое или четверо захваченных в плен полководцев предстали перед Бабуром. «Он поступил с ними так же, как Шейбани поступил с Могольскими ханами и Чагатайскими султанами».

Бабур, не склонный останавливаться на достигнутом, приказал преследовать лишившихся своего командования узбеков, выбил их из Железных ворот, затем из Карши, находившегося под защитой гарнизона Убейд-хана, очистил от них всю равнину вплоть до самой Бухары, – «очищенной от солдат, но наводненной глупцами», как сообщил Хайдар, – а затем двинулся на Самарканд, откуда узбеки поспешно разбежались, услышав о его приближении. Узбеки бежали из всей Ферганы, спешно уводя своих домочадцев в степи.