Back in the USSR
Шрифт:
Зимой 1984 года лидер «Россиян», Жора Ордановский, исчез при таинственных обстоятельствах и с тех пор так и не объявился. Скорее всего его уже нет в живых.
и преемственность, несомненно, ощущалась: «ДДТ» играли тот же размашистый, задушевный хард-рок. По сравнению с «Россиянами» они были значительно «осмысленнее» в плане текстов, изобретательнее мелодически, но лишены (годы!) первозданного «кайфа» группы Ордановского. Шевчук пел о горестях российской жизни — иногда философски, иногда с тоской, чаще всего — сердито. Наибольший успех имели его издевательские, сатирические куплеты, разносящие в пух и прах известных врагов нашей рок-общественности: богатеньких сынков и спекулянтов («Мальчики-мажоры»), люберов («Мама, я любера люблю»), ненавистников рока («Террорист») и т.д. Пел Шевчук с замечательным эмоциональным напором, иногда даже
Впервые спел на фестивале Саша Башлачев. К сожалению, силы его уже были на исходе. Три года сверхчеловеческого творческого напряжения и нищей, неустроенной жизни не прошли даром. На сцене ЛДМ он очень волновался, очень старался... То, что раньше походило на божественное озарение, теперь явно давалось ему с трудом. Новых песен он не спел, и все равно это было нечто большее, чем вся рок-тусовка вокруг. Думаю, что публика это понимала.
Параллельно с умным ленинградским роком, модернизмом свердловчан и прибалтов существовал и совершенно иной пласт жанра, едва ли с ними соприкасавшийся и столь же, если не более бурно, процветавший. Я имею в виду хэви метал. В 1987 году мода на этот стиль достигла пика, а коммерческая эксплуатация приносила рекордные прибыли. Отчасти «металлический» бум был вызван тем, что худсоветы наконец-то вывесили белый флаг и перестали вести борьбу с пресловутой атрибутикой «хэви» — железными цепями, крестами, браслетами и налокотниками. И вот братия в черной коже хлынула на арены во всей своей долгожданной красе, покоряя воображение юношей допризывного возраста. Главными экспонатами были «Ария» и отпочковавшийся от нее «Мастер», «Круиз», «Черный кофе», «Август». «Левое крыло» представляли рок-лабораторские «Тяжелый день» и «Коррозия металла», ленинградский «Фронт».
Я боюсь, что группы хэви метал подвергаются в этой книге дискриминации и не занимают в ней объема, соответствующего их реальной популярности в стране. Увы, я ничего не могу с этим поделать! И дело даже не в том, что лично я не принадлежу к поклонникам стиля. Проблема иная: о «металлистах» почти нечего писать. Говорить о каком-либо своеобразии «советского металла» не приходится: если наши группы и отличаются чем-то от западных, то лишь худшим качеством звучания и пониженным секспилом. О текстах хэви-групп лучше не говорить, иначе их авторы обидятся. Наиболее честно (и рационально) поступило, на мой взгляд, московское трэш-трио «Шах»: не мучая себя поисками (все равно не очень-то нужных) русских слов, они запели по-английски, воскресив традицию двадцатилетней давности... Возможно, с моей оценкой текстов хэви метал кто-нибудь и не согласится. Группа «Черный кофе», например, пела очень проникновенно о «Владимирской Руси» (один из главных рок-хитов того периода), но и это произведение по глубине содержания недалеко ушло от «Травы у дома»... Как бы там ни было, в августе у «металлистов» всей страны случился большой праздник: фестиваль «Хэви-лето» на Певческом поле в Таллине. Публики собралось порядка ста тысяч (!) человек. Организатором мероприятия, прошедшего очень мирно, был неутомимый Гуннар Грапс.
Итак, рок-жизнь шла достаточно резво, однако социальные процессы в стране шли еще быстрее. Слово «гласность», поначалу звучавшее как полу-абстрактный призыв, становилось ежедневной реальностью. Публикации уважаемых газет и журналов, речь в которых шла о преступлениях сталинизма, коррупции и злоупотреблениях аппарата времен «застоя», развале экономики и сельского хозяйства, деградации общественной морали и т. д., мало чем отличались от того, что еще совсем недавно квалифицировалось как «клевета диссидентов».
Во многом рок выиграл от демократизации. По сути дела, благодаря этому процессу он получил право на полноценное существование. Но в чем-то, как выяснилось, рок и проиграл. Он потерял монополию. Если раньше рок был одним из очень немногих заповедных мест, где водился зверек по имени «правда», то теперь это колючее существо вырвалось на оперативный простор... Более того, многие публикации в прессе были гораздо умнее, глубже и острее философских откровений и инфантильных разоблачений наших рокеров. Читать становилось интереснее, чем слушать. Конечно же, у рока оставался важный козырь — эмоциональное восприятие, однако на уровне чистого содержания он превратился в нечто вроде безобидной «гласности для недорослей». Неприятная
Уже тогда мне казалось, что единственный достойный выход, дабы не растерять репутацию и не прослыть среди умных людей дураками, — это отказаться от чистой декларативности и перенести акцент на художественные средства выразительности. Проще говоря, больше думать о музыке, режиссуре, а не только уповать на «волшебные слова», которые уже мало кого удивляли. Кстати говоря, и упомянутый «эмоциональный фактор» действовал бы куда сильнее, умей музыканты как следует играть и петь... Но это был бы самый нелегкий путь, это означало бы ломку традиций «текстового» советского рока, заложенных еще в начале 70-х Андреем Макаревичем...
Перед лицом грядущих перспектив радикальная фракция рокеров осуществила попытку консолидации на фестивале в подмосковном Подольске. Поскольку слово «подпольный» уже никак не выглядело адекватным, был придуман термин «национальный (вариант — „русский") рок». Основными критериями «национальности» считались: а) озабоченность социальными (национальными) проблемами; б) противостояние «попсу» и коммерции. В Подольске выступили «Наутилус Помпилиус», «Телевизор», «Облачный край» (Архангельск), «Калинов мост» (Новосибирск), «Цемент» (Рига), «Хронопы» (Горький) и другие более или менее бескомпромиссные группы. (Странно, что не были приглашены «Звуки Му»: более «русского» рока,чем у них, я не слышал.) Играли, как и положено героям подполья, на холоде под открытым небом, а иногда и под проливным дождем.
Я не был на фестивале, но просмотрел видеозапись: впечатление осталось грустное. Во-первых, утомило тотальное фрондерство. Группа за группой из песни в песню повторяли очень похожие гневные обвинения в адрес гнусных «них» и выражали сочувствие униженным и оскорбленным «нам». Справедливые, конечно, сетования, уместная ирония, но скучновато. К тому же в этой всеобщей «левизне» был элемент своего рода конформизма, точнее «униформизма». Для политической партии это, может быть, и неплохо — но вот для искусства... Во-вторых, ужасный уровень игры и вообще музыкального мышления (было несколько исключений, правда). Если в эпоху квартирных концертов и подвальных сейшенов это было терпимо, в чем-то даже адекватно, то теперь резало слух. Явно прошло то время, когда халяву и убогость легко можно было оправдать аргументами типа: «Зато мы поем честно и от всей души...» К тому же, уж если говорить всерьез об оппозиции натренированной эстраде, — разве можно реально конкурировать с ней, обладая арсеналом наивной самодеятельности? Впрочем, о конкуренции речи не шло. Красивый тезис о «национальном роке» выродился, по сути, в отчаянный призыв: «Назад, в подполье!» Однако мало кто из музыкантов откликнулся на него с энтузиазмом.
Между тем происходящее «наверху» вновь дало поводы для пессимизма. Сначала — известные события, связанные с отставкой Б. Н. Ельцина. Затем — письмо трех писателей (Ю. Бондарева, В. Белова, В. Распутина) в газету «Правда», вновь призывающее к искоренению рока. Наконец, упорные слухи о том, что многострадальная «Рок-панорама-87» опять переносится (или отменяется). К счастью, последнего не произошло. Московские городские власти позаботились только о том, чтобы запретить какую бы то ни было рекламу фестиваля, а также наводнили Дворец спорта в Лужниках невиданным количеством милиции и дружинников. Несмотря на это, концерты проходили почти при аншлагах, в течение всех шести дней. Выступило несколько десятков групп, профессиональных и «клубных», со всей страны. Зияющим пробелом был Ленинград: большинство групп отказалось ехать в знак солидарности с запрещенными в Москве «Алисой» и «Телевизором»... Но в целом — грандиозное мероприятие.
Филармонические группы вновь доказали свою полную импотентность. Успех имели «АВИА», «Наутилус» и — довольно неожиданно — группы московской «Рок-лаборатории». (Хотя «Звуки Му» вновь не были допущены.) Сергей Попов (группа «Алиби») оказался автором самой популярной песни фестиваля, «Ответ „Правде"», с хорошей фразой о том, как хочется плюнуть вслед «вельможным черным „Волгам"». «Алиби» получили главный приз — электроорган «Электроника»... Не на шутку испугал публику маниакально-депрессивный квартет «Нюанс», играющий нечто среднее между фанком и арт-роком, но в сугубо истеричной манере. Пожалуй, их выступление было верхом музыкального экстремизма «Рок-панорамы». «Ва-Банкъ» во главе с бывшим дипломатом Сашей Скляром дал под занавес лабораторского шоу немного элегантного позерского панк-рока... Об остальном я умолчу, ибо оно того стоит. Выдохнув кислую громадину «Рок-панорамы», советский рок застыл в изнеможении. Под Новый год было минус тридцать.