Бадарма
Шрифт:
– Ну ладно, у нас остаётся три дня. Нам бы надо встретиться с твоим этим… поговорить. Когда ты его приведёшь?
– Сегодня вечером.
И ведь действительно привела. В дверях стоял рослый, плечистый парень, протягивал руку.
– Николай.
– Здравствуй. Николай – это хорошо. Был такой, кажется, в Библии – покровитель путешественников и мореплавателей. Нам такие нужны. А ты, кстати, плавать-то умеешь?
– Из Одессы я. Там это все умеют. Пацанами были, дурачились на волнах в штормовом море.
Кататься на морских волнах да ещё в шторм, стремительно лететь вниз, взлетать
В пятницу вечером мы были уже возле моста через Бадарму. Отошли подальше по берегу, чтобы не приковывать к себе ненужные взгляды, на полянке выгрузили из рюкзаков пожитки и стали готовиться к старту.
Пока наша ангелица собирала сушняк на костёр и готовила ужин, мы нарубили жердей и связали из них прямоугольный настил – палубу. Вытесали два длинных весла и укрепили их на стойках, это наши с Колей рабочие места – носовая и кормовая греби. Длинный майский вечер даёт нам время. Остаются сущие пустяки: заполнить чехлы резиновыми камерами, надуть их ртом, накрепко завязать каждую «пипку». Кто бы мог подумать, что это окажется самой тяжелой работой…
Надули всего несколько камер, остаётся втрое больше. Мы с одесситом устали, отдыхаем. Очумело смотрим друг на друга красными глазами. Кровь прилила к голове, отчего гудит в ушах и тяжело дышится, будто с трудом вынырнул с большой глубины.
– Вот, мужики, будете теперь знать, как заниматься надувательством, – комментирует Геля.
Сама идёт на помощь. Что есть сил надувает розовые с ямочками щёки, отчего узковатое лицо становится похоже на спелую, румяную грушу, которую очень хочется съесть. Ну хотя бы откусить кусочек! И хочется непременно сообщить ей об этом, но лучше прикусить язык. Вряд ли её обрадуют такие новости.
Ходовые испытания отложены на утро. Устали так, что нет сил задержаться у костра, спеть несколько песен.
С восходом солнца стоим на вёслах. Коля говорит, что он водитель грузовика, привык рулить, ему интереснее было бы на передней греби. Охотно соглашаюсь, зная, что большинство манёвров, наоборот, выполняется кормовым веслом. Пусть будет интрига, с ней веселей. А главное в том, что мы наконец-то плывём! Плывём!
Наше солнышко Геля нашла себе место в центре, как и полагается солнышку – отсюда удобней всем светить. Здесь же привязаны все рюкзаки.
Катамаран оказался слишком вёрткий. Может легко и некстати изменить направление, не любит резких движений. Приходится приспосабливаться. Достоинства тоже налицо: хорошо слушается руля, имеет большой запас плавучести. Минуту назад легко прошли мелкий перекат, даже не выбирая курс, и при этом ни разу не «чиркнули» о камни. Отлично. Сейчас просто плывём по течению, слегка покачиваясь на волнах.
Николай поворачивается ко мне.
– Не вижу обещанных трудностей. Это нечестно, кэп.
– Подожди, ещё увидим. Наслаждайся пока, потом некогда будет. Где и когда такое увидишь? Геля, скажи своё веское слово, разве я не прав?
Судя по всему, наш ангел
– Чего тут говорить? Тут чувствовать надо…
Второй год она ходит с нами в походы. Но что я знаю о ней? Не такая как все… Или, может быть, такая же, но умело прячется, не даёт заглянуть в себя. Наверное, поглядывает на каждого парня, только не подаёт виду, ведь ей тоже двадцать с хвостиком. Время думать о будущем. «Каждой твари – по паре». А где она, эта пара? Пойди найди. Сколько вижу, а не помню, чтобы на кого-то положила глаз. Сама не красавица, невысокая и глаза узковаты. А разборчивая, с характером. Такая долго будет примеряться.
Интересно, где она этого Николая откопала? Очень даже ничегошный парнишка. С таким можно в разведку идти. Толковый, работящий и вообще… Почему-то раньше ничего не говорила о нём. Впрочем, женщина она и есть женщина. Вечная загадка.
Она опять ушла куда-то далеко. Вспоминает? Или просто всматривается в мелькающие берега, как в кино. Это кино целиком посвящено бурлящей весенней жизни – россыпям цветущей медуницы на берегах, деревьям, одетым в нежно-зелёную дымку, порхающим всюду куличкам. – Тилинь-тилинь-тилинь! – радостно звенят весёлые бубенчики. Плывём по жизни, не прилагая никаких усилий.
Вплываем в ослепительно-белый, пахнущий цветами коридор. Черёмуха на обоих берегах. Целое море черёмухи. Волнами наплывает зовущий хмельной запах.
– Плывём, как лебеди в облаках, – говорит Геля.
– Один лебедь и два гадких утёнка, – уточняю я.
– Нет, все лебеди. Ой, хорошо-то как, мальчишки! А так бы сидели дома и не знали, что такое бывает. Она поднимается с рюкзаков и раскидывает в стороны руки, готовая всё и всех обнять. Тёмные глаза блестят, брызжут счастьем и весной.
– У нас в Одессе акация красиво цветёт, – вставляет Николай. – И ещё жасмин. Тоже пахнет хорошо.
Спорить, где лучше, не хочется. Везде, наверное, славно, где дышит весна и цветёт молодость, где светит солнце и светятся глаза прохожих.
Легко и быстро несёт нас Бадарма на тёмной спине. Кое-где талая вода затопила низкие берега, слизнула, что плохо лежало, и потому вместе с нами путешествуют прошлогодние листья, стебли трав, кусочки коры, шишки, хвоя, сухие ветки и целые кусты. Важные пузыри держатся особняком, по главной дороге – больше по фарватеру. Клочья желтой пены цепляются за прибрежные кусты, собираются в промоинах.
Зачем-то я достаю компас, сверяюсь с ним.
– Курс восемьдесят семь. Почти на Восток.
Это так – лёгкое сотрясение воздуха. С тем же успехом можно было объявить, что Ангара впадает в Енисей. Ведь река петляет, и курс меняется каждую минуту. Но некоторый эффект имеется даже в глупостях – мои спутники с пониманием кивают головами. Процесс идёт правильно, всё под контролем.
Устья ручьёв и небольших речушек далеко вглубь залиты половодьем, превратились в спокойные, уютные заводи. Сейчас здесь отстаивается вся мелкая рыбёшка, следом за ней устремились утки всех мастей – они шумно взлетают при нашем появлении. В большинстве это чирки, маленькие речные уточки.