Багатур
Шрифт:
Само собой, кони новоторжан почти все вернутся к хозяевам. Да хозяева и сами немало побегают по степи, отыскивая пропажу. День на это уйдёт — весь, без остатка. А Тихомель отсюда — в дневном переходе…
Олег ухмыльнулся и прибавил чалому прыти.
Скакать до Тихомели не пришлось — войско галицко-черниговского князя показалось сразу после обеда. Едва Олег успел утрясти в себе кусок вяленого мяса на лепёшке и хорошую порцию кумыса, как вот они, полки Мирослава!
Местность вокруг ровностью да гладкостью не отличалась, она то полого, очень полого вскатывалась, устраивая подъём чуть ли не до самого горизонта, то опадала спуском, едва заметным глазу. Спрятаться на этой перекособоченной плоскости было попросту негде — ни холмов поблизости, ни густых чащ. Только кое-где торчали одинокие деревья — разведчики Леса, заброшенные ветром в Степь, внедрившиеся в жирный чернозём, но так и не дождавшиеся подхода основных сил.
Сборное войско Олега двигалось по степному обычаю — несколькими колоннами. Новики, малоспособные биться верхом, старались не отставать и надеялись быть полезными — хотя бы числом своим страху нагонят на разных там галичан!
Молодые половцы рыскали на флангах и уносились далеко вперёд, разведывая путь и высматривая противника.
Вот пятёрка Кулмея доскакала до гребня возвышенности — и круто развернула коней, понеслась, что было мочи, до своих.
— Иду-ут! — долетел крик.
В тот же момент на «перевал» въехали чужие всадники, покрутились и сгинули.
— Ты не ори, — сердито сказал Сухов, — а говори толком! Кто идёт? Куда? Далеко ли?
— Галичане идут! — тут же отрапортовал Кулмей, вставая на стременах. — На нас идут! Они в трёх перестрелах! [76]
Олег и сам приподнялся над седлом, гаркнув:
— Вперёд!
А половцам объяснять, что к чему, нужды не было: ясно же — с горки ударить куда способней, нежели на горку мчать. И вся конница мигом прибавила прыти, одолела гребень — и оказалась в виду двух полков, над коими реяли жёсткие стяги с зубцами и колыхались хоругви. Полки на ходу перестраивались, смыкая ряды, подтягивая растянувшийся арьергард, а сам Мирослав скакал перед войском — меч наголо, красный плащ за плечами веет, конский хвост и грива на отлете. Картинка!
76
Около полукилометра.
— Тарх! — крикнул Сухов. — Камос!
Подчиняясь мановению его руки, половцы бросились в атаку. Им не надо было объяснять тактику войны — степняки действовали по опыту сотен боев. Летучие отряды Тарха и Камоса налетели на галичан, ввязываясь в бой издалека — пуская стрелы на скаку и всякий раз попадая, не во всадника, так в его коня.
Покрутившись, побезобразничав, половцы ускакали прочь, но уже новые сотни тревожили полки, беспокоя их с флангов. Разозлённые галичане контратаковали, бросались на степняков, но куда там — половецкие отряды мигом рассыпались, отходя веером.
Это была давняя, проверенная метода — «свора собак против медведя». Медведь ворочается на месте, ревёт от злости, бьёт лапами наотмашь, а собаки вёрткие, под удар не попадают, кусаются, хватают зверя то за лапу, то за бок…
Подскакавший Чюгай возбуждённо крикнул Олегу:
— Хороший овраг есть! Глубокий, и близко отсюда!
Сухов, наслышанный о степных войнах, тут же отдал приказ — учинить ложное отступление.
Половцы завыли по-волчьи, накидываясь на галичан всем скопом, но не приближаясь на длину меча, по-прежнему действуя издали — меча стрелы, дротики, копья, накидывая арканы на воинов и сдёргивая тех с сёдел.
Мирослав воякой был опытным, он и венгров бил, и ятвягов, и ляхов, и рыцарям-меченосцам жизни давал, а вот со степняками дела не имел. Это его и подвело.
Накал страстей достиг предела, галичане уже и сами выли от ярости, пытаясь достать половцев, хоть как-то уязвить наглых кочевников, и те «дрогнули», начали отступать, а после развернули коней и стали трусливо драпать с поля боя. С торжествующим рёвом полки Мирослава бросились вдогон — выхваченные мечи так и заблистали на солнце, готовые рубить и кроить податливую плоть.
— Бей «копчёных»! — взвился крик.
— Бей! Бей!
— Руби! Коли!
— Врёшь, не уйдёшь!
А половецкие сотни заметались, как будто отчаянно ища прибежища, да и ринулись в устье глубокого оврага, втягиваясь в него потоком разгорячённых тел. Галичане с победными криками понеслись следом, забираясь всё дальше — вот-вот догонят, покрошат беглецов, растопчут…
— Олфоромей! — рявкнул Олег, едва сдерживая дикое возбуждение. — Станята! Наш черёд!
И новики, вместе с сотней Итларя, ударили в тыл галичанам, этакой пробкой запечатывая устье оврага.
Здесь, между оплывших стен балки, было душно — жар, исходящий от лошадей, держался, наплывал, не рассеиваясь под ветерком.
Новики ударили «клином», выставив копья. Половцы поддержали их с флангов, пуская стрелы в упор или навесом — в узком, замкнутом пространстве оврага ни одно из смертоносных жал не пропало зря.
Сухов не мог видеть, что творится впереди, но догадывался — кошуны из Салмакаты перестали «трусить» и развернулись, в упор разя противника, опорожняя колчаны, а самые горячие кидались с саблями на мечи. Бешеное мелькание копыт… Выпученный конский глаз… Трава, раскрошенная в труху… Оскал зубов, мелькание стали, лютая бледность на лицах…
— Кулмей! — крикнул Олег изнывавшему молодцу. — Скачи к Аймаут! Её выход!
Осчастливленный Кулмей взял с места и ускакал. Стрелки Аймаут очень быстро вышли на позицию — они показались на краю обрыва, натягивая луки и методично расстреливая тех, кто копошился внизу, кто попался в западню и не знал, где выход из неё.
Меж тем Мирослав понял, что допустил ошибку. Развернув своих людей к устью оврага, он пошёл на прорыв, не обращая внимания на потери — лишь бы вырваться из теснины на волю!
Сухов сразу почувствовал возросший напор и дал команду отступать — стоять насмерть он не собирался.
«Раскупорив» овраг, новики с половцами Итларя и Чюгая отошли, не прекращая обстрел. И вот повалила рать Мирослава — растрёпанная, побитая, растерявшая полдесятка знамён. Огрызаясь, отстреливаясь, разрозненные полки повернули обратно, туда, откуда пришли. Ряды их значительно поредели — и склон холма, и дно оврага были усеяны мёртвыми телами. Несколько коней брели понуро, лишившись всадников, и спотыкались о брошенные поводья.