Багровая заря
Шрифт:
И всё же, втирая в ковёр щёткой приятно пахнущую пену, я не могла не думать о том, что всё это мне всё-таки не померещилось. Была Эйне, была голова, был затравленный, обречённый взгляд Тани. Как назвать то, что я увидела? Означало ли это, что Эйне принесла голову именно того подонка? Судя по лужице блевотины, которую я отчищала сейчас, то, что я увидела, было страшной правдой.
Лучше бы я этого не видела.
— Уборкой занимаешься? Правильно, молодец.
Это заглянула Алла. Не могу сказать о ней ничего плохого; отец женился на ней, потому что боялся одиночества. Женщина, хозяйка в доме создавала у него ощущение благополучия и приглушала чувство утраты после смерти мамы. Может быть, Алла была по-своему и неплохой человек, и всё в ней было как будто гладко и пристойно, за исключением хитреньких глазок,
Шампунь высох, я пропылесосила ковёр. Но если с ковра грязь мне удалось отчистить, то ужасную картинку — Таню, ползущую по песку — из памяти стереть не получалось никакими средствами. Вынося мусор, я на всякий случай прошлась по заросшему травой дворику, но головы нигде не обнаружила. Я уже была готова с облегчением вздохнуть, но тут вдруг увидела дерущихся собак. Они не поделили какой-то окровавленный ошмёток мяса или большую кость; близко к рычащим дворнягам я подойти, понятное дело, не решилась, но увидела в траве нечто похожее на слипшиеся от крови волосы.
За углом меня стошнило.
— Слушай, на тебе просто лица нет, — заметила Алла, когда я вернулась. — Бледная — просто ужас!
Она не стала возражать против того, чтобы я прилегла, даже дала мне какую-то таблетку, а уборку…
— Я сама управлюсь, ты не беспокойся. Лежи, лежи. Если что-то понадобится — зови.
В общем, она была сама заботливость. Солнце сияло, птички щебетали, всё жило и радовалось.
— Кто ты?
Да, я всё-таки спросила её, хотя уже и сама догадывалась. Солнце уже село за крышу соседнего дома, вечернее небо было чистым, как вздох ангела, когда мной был замечен некий праздно прогуливающийся тёмный силуэт — на той самой крыше, за которую спряталось солнце. Встав на коньке крыши в позе манекенщицы, демонстрирующей непонятно какой — отсюда не видно — наряд, странная особа помахала рукой. Глаза могли меня обманывать, но ёкнувшее сердце сообщило мне абсолютно точно: это была моя жутковатая знакомая. Помахав сначала одной рукой, а потом другой, она начала делать движения, по общему стилю напоминавшие диско, и это — на каблуках, на высоте пяти этажей, на узком пространстве конька крыши! Каждое её па отзывалось у меня щекочущей слабостью в коленях: а если упадёт? Диско между тем приняло кое-какие черты индийского танца, упражнений на бревне и обезьяньих ужимок, и я не могла удержаться от смеха. Но всё это было так головокружительно, что каждую секунду моё сердце сжималось от страха за неё. Делая крутой поворот на сто восемьдесят градусов, Эйне вдруг пошатнулась и взмахнула руками, стараясь удержать равновесие… Я обеими ладонями зажала крик. Съехав на ногах по скату крыши, она на какой-то миг удерживалась на краю, балансируя руками, а потом… Потом произошло нечто непонятное. Она не упала вниз, а превратилась в чёрный вихрь; не успела я сказать «мама», как она была уже передо мной, на подоконнике: одной рукой она обнимала меня за талию, в другой между пальцами у неё дымилась сигарета. В ушах у неё торчали наушники, провода которых тянулись вниз, к маленькому MP3-плееру на поясе её брюк.
— Привет, крошка.
Как она сделала этот фокус? Не могу сказать. Не иначе, она умела летать. Затянувшись и выпустив мне в лицо круглое плотное облачко какого-то на редкость вонючего дыма, она обнажила в улыбке свои длинные жёлтые зубы и сказала:
— Я соскучилась. Как насчёт небольшой прогулки?
Я не успела не только ничего ответить, но и даже сообразить. Опишу свои ощущения: меня подхватил чёрный вихрь, поднял в воздух, и в один миг моё окно и дом остались далеко позади. Я оказалась на коньке крыши, обдуваемая ветром. Так как раньше я никогда не забиралась так высоко, у меня сразу же закружилась голова, и я заорала, но рука Эйне крепко обнимала меня за талию, а потому я не упала. Моё тело, вмиг ставшее на высоте ужасно неуклюжим, никак не могло перейти в сидячее положение, и со стороны, вероятно, моя поза на полусогнутых ногах, с далеко отставленным задом и скрюченными от ужаса пальцами выглядела очень смешно. Эйне расхохоталась, а я простонала плачущим голосом:
— Какого хрена!
В конце концов с помощью Эйне мне удалось сесть на конёк. Шифер был тёплый, а вокруг раскинулась довольно однообразная картина: крыши домов, жёлтые прямоугольники окон, верхушки деревьев. Странно было видеть издалека собственное окно: там меня уже не было, потому что я была здесь. Эйне совершенно спокойно расхаживала на высоких каблуках по коньку крыши, а я цеплялась обеими руками, чтобы не упасть.
— Отсюда совсем другой вид, — сказала она. — Людишки — там, внизу — суетятся, думают о том, как бы побольше заработать, трахаются, одурманивают себя телевидением. А я — здесь. Я спокойно наблюдаю за всеми и выбираю. — И, глянув на меня сверху вниз, усмехнулась: — Ну, чего трясёшься? Ты не упадёшь, я не позволю.
В моих обалдевших мозгах созрел вопрос:
— Как это вообще… Что это всё? Как мы тут оказались?
Эйне рассмеялась, даже слегка подавшись корпусом назад.
— Да проще простого.
Она пружинисто подпрыгнула вверх и вмиг преобразилась: за её спиной раскинулась пара огромных, серебристо-серых крыльев. От их взмахов шевелились мои волосы, а глаза Эйне тлели красными угольками. Порхая надо мной, она сделала несколько больших кругов над крышей. Если вы когда-нибудь видели тёмных ангелов, то вы бы наверняка признали в ней все черты такового. Её крылья были очень красивыми, как у лебедя, и когда она летела прямо на меня, они тускло серебрились в летних сумерках. Я замерла в столбняке, а она летела на меня грозной тенью, ужасающая и прекрасная. Она была всё ближе и ближе, два красных уголька её глаз летели на меня с бешеной скоростью, а объятия были раскрыты мне навстречу. Закрывшись руками, я зажмурилась…
— Ну, чего ты, глупенькая?
Она обнимала меня двумя парами конечностей — руками и крыльями. Красный адский огонь в её глазах угас, она смеялась.
— Не надо меня бояться, крошка. Я никогда не трону тебя, не причиню зла. Ну, успокойся. На, возьми… — Она протянула мне зажжённую сигарету. — Сделай затяжку, несколько секунд держи в себе, а потом выдыхай.
Не знаю, зачем я сделала это. Наверно, я была слишком потрясена, чтобы сопротивляться. От нескольких затяжек у меня запершило в горле, а мозги получили мягкий удар надувной кувалдой — так, по крайней мере, мне показалось. Страх улетел в темнеющее небо, как воздушный шарик, а во всём теле настала блаженная лёгкость. Меня переполняло пузырящееся, шипучее веселье, и когда Эйне встала и протянула мне руки, я ухватилась за них и вскочила. Боязни высоты больше не было, я стояла на коньке крыши так же уверенно, как Эйне.
— Ну, как? — спросила она.
— Отлично, — ответила я.
И это было правдой. Она всунула мне в уши наушники и включила на полную громкость какой-то дикий рок-н-ролл, сверкнула глазами и зубами — и понеслось. Мы стали огромными и со смехом давили нашими танцующими ногами дома, как муравьёв, и от нашей дьявольской пляски ломались деревья и тряслась земля, падали телебашни и рвались линии электропередач. Наш бедный город постигло настоящее стихийное бедствие, а нам было очень весело, и мы крушили всё, что попадалось нам под ноги. Выли сирены, стрекотали вертолёты МЧС, но это было не землетрясение, не наводнение и не извержение вулкана, это мы обрушились на город сокрушительной, испепеляющей лавиной танца.
Мы были ветром, мы были водопадами.
Мы были грозой, мы были валькириями.
Мы были всеми карами, который могли постигнуть этот чёртов грешный мир.
А потом настала опустошённость.
Я лежала на тёплой крыше двенадцатиэтажного дома, глядя в звёздную бездну, а она сидела на парапете, обхватив руками колени, и курила. Итак, я спросила:
— Кто ты?
— Ты, наверно, и сама догадываешься, — ответила она.