Багровое око
Шрифт:
— Это целая история! Может, когда-нибудь я и расскажу ее, но не сейчас. Кашляющее дитя все равно не допустит, чтобы ты достал его.
— Проклятье! Ты издеваешься надо мной!
— Остается последний способ. Попробуй просто не обращать на нее внимания. Будь это старое опытное исчадье, оно в любом случае переиграло бы тебя. Но дети нетерпеливы. Если она почувствует, что все ее ухищрения на тебя не действуют и ты остаешься спокоен и весел, она скоро отцепится и начнет подстерегать другую жертву.
— Это мысль! — обрадовался киммериец. — Но в таком случае у меня к тебе просьба. Я знаю, как ты ценишь свою свободу, и я не думаю покушаться ни на малый ее кусочек. Но только удели мне часть своего драгоценного времени! Расскажи об этих исчадьях, о Черном Слепце, обо всех ваших нравах и обычаях. Я ведь чужеземец и в ваших краях впервые. Поделись со мной тем, что знаешь, чтобы впредь я не попадал впросак… А пока я буду слушать тебя, я напрочь забуду об этом прилипчивом ребенке.
— Ну что ж, — Шестилик задумчиво поплавал в воздухе и сменил лицо на голубоватое и спокойное. — Пока мне хочется говорить с тобой, я буду говорить. Как только мне надоест — не обессудь… Исчадий бродит по нашей земле очень много. Дети, девушки, мужчины, старики… Все они были когда-то людьми. Тела у них и сейчас людские, а души… души проглотил Черный Слепец. Поэтому их невозможно убить — ведь они уже в каком-то смысле мертвые. Тот, кто повнимательней, отличит исчадье от живого человека очень легко: надо лишь заглянуть им в глаза.
Конан повернул голову и посмотрел в глаза существа, прилепившегося к его плечу. Вполне обыкновенные, младенчески-голубые…
— Я же сказал, это для внимательных! — заметил Шестилик с насмешкой. — Есть и другие признаки. Они располагают к себе или вызывают жалость и всегда просят о чем-то. Представь, что седовласый почтенный старец переходит вброд ручей и просит тебя подать ему руку. Ты протягиваешь ладонь — и больше ты уже не оторвешь от нее его костлявые пальцы. А его зловонное дыхание и гнусный смех сведут тебя с ума очень быстро. Либо ты встречаешь на берегу реки прекрасную полуобнаженную девушку, лежащую на песке… — Шестилик мечтательно возвел к небу глаза.
Конан подумал, что мечтать о полуобнаженной девушке, обладая одной головой и ничем больше, по меньшей мере, нелепо. У летучего шара было такое томное и сладкое выражение на лице, что киммериец, не удержавшись, расхохотался.
Шар кувырнулся в воздухе, на миг показав гневное лицо с багровыми щеками и лбом, затем вновь стал голубоватым.
— …Она попросит тебя о каком-нибудь пустяке: помочь найти заколку или вытащить занозу, но будь уверен — ее липкие ласки доведут тебя до исступления или заставят броситься в пропасть. Вот поэтому люди со временем и стали бояться тех, кто о чем-либо просит. Их гонят прочь, перед ними захлопывают двери.
— Положим, я не просил, а требовал дать мне ночлег и ужин, но все равно ничего не добился, — заметил киммериец.
— В это время у тебя уже сидело на плече дитя, — ответил шар. — А люди стали наблюдательны. Если хочешь выжить, приходится подмечать каждую мелочь.
Во время их разговора Конан то и дело косил глазом вправо, на лицо маленького исчадья. Нетерпение, раздражение, скука читались на нем. Когда же он от души рассмеялся над томной физиономией Шестилика, по лицу ребенка пробежала судорога отвращения. Значит, смех не нравится им больше всего? Прекрасно!
— Что же мы все о мрачном? — спросил он, подмигнув своему собеседнику. — У вас такая веселенькая страна, такая славная желтая травка растет кругом! Не может быть, чтобы здесь не случалось ничего смешного!
Шестилик охотно подыграл ему, вспомнив с десяток забавных историй, приключившихся с ним за его долгую жизнь. Хотя в большинстве из них Конан не улавливал юмора, видимо, слишком для него тонкого, он громко смеялся через каждые два слова, не переставая косить глазом вправо. Наконец с великим облегчением он почувствовал, как липкие пальцы отцепились от его шеи. Сразу стало легко и вольготно дышать. Маленькая тень в нарядном запачканном платьице скользнула куда-то за его спину, босые ноги прошелестели в траве.
— Она ушла! — выдохнул Конан.
— Искренне поздравляю! — откликнулся Шестилик. — Да и мне пора! Еще чуть-чуть — и я заскучал бы с тобою!..
— Подожди! — Киммериец подпрыгнул, пытаясь ухватить его, но не успел — шар уже был высоко. — Не улетай! Ты же не рассказал мне, как добыть живой огонь!..
— Так и быть! Жди меня — я вернусь к вечеру и провожу тебя! — кувыркаясь и поигрывая щеками на солнце, прозвенел Шестилик. — Это недалеко отсюда!..
Глава 3. Живой огонь
Конан очень не любил ждать. Терять целый день в ожидании легковесного и легкомысленного существа, любителя выписывать узоры в воздухе, вместо того чтобы приступить к основном делу, ради которого он попал в эти нелепые края?!.. Он чуть было не отправился дальше один — вернее, с Бонго, — но трезвая предусмотрительность взяла верх. Все население этой страны, видимо, делится на две части: исчадий, покорных рабов Черного Слепца, и нормальных жителей, до смерти перепуганных этими самыми исчадьями и не способных потому ни к каким контактам. Вряд ли оправдаются надежды Алмены на то, что у него здесь появятся настоящие друзья. Скорей уж другом его станет Черный Слепец, он же — Багровое Око!
Шестилик помог ему избавиться от кашляющего ребенка, возможно, и впредь его советы окажутся не лишними. Вот только как бы отучить его от дурацкой привычки то и дело уноситься ввысь и растворяться в воздухе, оставив без ответа самые насущные вопросы!..
Время до вечера киммериец провел, осматривая окрестности и занимаясь добычей пропитания. С помощью Бонго ему удалось наловить много рыбы: волк загонял ее к берегу, шумно молотя по воде хвостом, Конан же ловил на мелководье руками. В жару возиться с огнем не хотелось, оттого рыбу съели сырой. После обильного обеда оба разом заснули в тени дерева и спали до тех пор, пока их не разбудил вернувшийся Шестилик.
Солнце клонилось к горизонту. Жара спала, и дышалось легко. Конан шагал по еле видной в густой траве тропинке. Впереди и вверху, подергиваясь и покачиваясь, летел Шестилик. Бонго замыкал шествие, то и дело сворачивая с тропинки в сторону и пропадая в пахучих зарослях.
— Кстати, не хочешь ли ты закусить? — спросил Конан у своего провожатого. — Мы с Бонго наловили столько рыбы, что съесть смогли не больше половины. Пока она еще свежая!
— Я не нуждаюсь в еде, — важно ответил шар обращенным в их сторону лицом. — Только свобода питает меня — полная, совершенная свобода! Свобода!..