Багряная игра. Сборник англо-американской фантастики
Шрифт:
— Перестань, — он откинул волосы со лба. — Я тебя не завлекал.
— Может быть, завлекал не сознательно, но у Спецслужб есть голограммное хранение информации, а методы их коварны и жестоки…
— Да перестань же, — и новые твердые корочки стали появляться у него на теле. — Что ты думаешь, я мог бы… — Тут он понял, насколько я испуган. — Пойми, ведь «Кит» — не начинающий карманник. Мир, в котором он живет, точно такой же, как твой мир сейчас, но он живет в своем мире все время. Если он здесь, то не сомневайся, его людей — глаз, и ушей, и пальцев — здесь не меньше, чем людей Мод Хикенлупер.
— Хайнкл.
— Так или иначе, это палка о двух концах. Ни один Певец не станет… Да ты что, в самом деле думаешь, что я мог бы…
И хотя я знал, что эти твердые корочки — это короста над язвами, я сказал: — Да.
— Однажды ты меня выручил, и я…
— Я прибавил тебе рубцов, и только. Короста слетела.
— Кит, — сказал я, — дай мне взглянуть.
Он вздохнул и стал расстегивать латунные пуговицы. Полы куртки опустились. Сияние окрашивало живот в блеклые переливчатые цвета. Я чувствовал, что мое лицо исказилось. Я не хотел отворачиваться и взамен тяжело вздохнул, что было не лучше.
Он поднял глаза: — Их куда больше, чем в твой последний приезд, да?
— Ты себя убиваешь, Кит. — Он пожал плечами. — Я даже не знаю, какие из них появились по моей вине.
Он стал указывать.
— Ты делаешь успехи, — сказал я излишне резко. Он раза три вздохнул, ему становилось все более не по себе, и я увидел, как он потянулся к нижней пуговице.
— Малыш, — я старался не выдать голосом отчаяния, — отчего это с тобой? — И перестал сдерживаться. Ничто не внушает большего отчаяния, чем безжизненный голос.
Он пожал плечами, увидел, что не этого я жду, и на мгновение в зеленых глазах вспыхнул гнев; я и не этого ждал. И он сказал:
— Знаешь… Ты касаешься человека — мягко, нежно, может быть, даже с любовью. Ну и, мне кажется, какое-то количество информации начинает подниматься в мозг, а там нечто интерпретирует ее как удовольствие. Может быть, это нечто здесь, в моей голове, интерпретирует такую информацию совершенно неверно…
Я покачал головой: — Ты Певец. Конечно, от Певцов ждут всяких странностей, но…
Теперь головой покачал он, уже не сдерживая гнева. И я увидел, как изо всех этих язв, искажавших болью то, что было его лицом, движется что-то, требующее выражения, — и исчезает, так и не став словом. Он снова взглянул на раны, охватившие его худое тело.
— Застегнись доверху, мальчик. Я жалею о том, что сказал.
На середине отворотов его руки задержались.
— Ты действительно думаешь, что я тебя втравил?
— Застегнись доверху.
Он застегнулся, помедилил и сказал: — Знаешь, уже полночь. Эдна только что дала мне Слово.
— И какое оно?
— «Агат».
Я кивнул.
Он кончил застегивать воротник. — О чем ты задумался?
— О коровах.
— Коровах? — переспросил Кит. — Они-то при чем7
— Ты бывал на молочной ферме?
Он покачал головой.
— Чтобы взять максимум молока, у коров практически приостанавливают жизнь. Питание вводят внутривенно из большого бака по системе подающих и отводных труб, они разветвляются на все более мелкие трубки, достигая каждого из этих высокоудойных полутрупов.
— Я видел это в кино.
— И о людях.
— …И коровах?
— Я узнаю Слово, и оно тотчас начинает растекаться, как по литникам, разветвляться: я говорю его другим, а те — еще кому-то, пока в эту полночь…
— Я позову, и он…
— «Кит»?
Он обернулся: — Что?
— Тебе, говоришь, не верится, что я буду покорной жертвой этой затеи с таинственными всеведущими силами, — что ж, дело твое. Но дай мне только сбыть барахло, и я устрою самый потрясающий уход со сцены, какой тебе только приходилось видеть.
Две морщинки прорезали лоб Кита: — Ты уверен, что не приходилось?
— На самом деле, думаю, приходилось, — теперь я ухмыльнулся.
— О, — сказал Кит, — я позову «Кита».
Я мельком взглянул на блики лунного света на листьях деревьев, посмотрел вниз, на портфель.
Выше, между скалами, обходя высокую траву, шел «Кит». На нем был серый вечерний костюм, серый шелковый жилет. Угловатое лицо, гладко выбритый череп.
— Мистер Кэдуолитер-Эриксон? — он протянул руку. Я пожал ее — острые косточки в слишком просторной коже.
— А вы — мистер?..
— Арти.
— Арти «Кит», — я постарался сделать вид, что не заметил его серого наряда.
Он улыбнулся: — Арти «Кит». Когда я взял эту кличку, я был моложе, чем наш друг сейчас. Алекс говорит, что у вас есть… скажем, кое-какие вещицы, которые не вполне ваши. То, что вам не принадлежит.
Я кивнул.
— Покажите их мне.
— Вам говорили, что…
Он перебил меня: — Давайте показывайте.
С любезной улыбкой банковского клерка он протянул руку. Я провел большим пальцем по краю «липучки», портфель открылся. Пока «Кит», склонившись, рассматривал мое добро, я спросил:
— Скажите, как быть со Спецслужбами? Похоже, они следят за мной.
Голова поднялась. Удивление постепенно переходило в злобную хитрость: — Как вам сказать, мистер Кэдуолитер-Эриксон? Следите, чтобы ваши доходы были постоянными. Следите, больше делать нечего.
— Если вы купите это за более или менее приемлемую цену, это будет не слишком просто.
— Я представляю. Что ж, я всегда могу заплатить вам меньше…
Я закрыл портфель.
— Ладно, оставим это. Вы могли бы пошевелить мозгами и попробовать провести их.